Старуха-прокальщица разделила кукурузу, которую дал ей Ман, на пять порций. Одну оставила себе в качестве платы за услугу, а остальное принялась калить. Нагрела в разных котлах песок и зерно (зерно помешивала аккуратно, а песок не щадила), затем высыпала песок в плоскую сковороду к теплому зерну и пару минут помешала. Моаззам внимательно наблюдал за процессом, хотя видел его уже бессчетное количество раз.
– Вам каленую или воздушную? – спросила она.
– Каленую, – ответил Рашид.
Наконец старуха просеяла песок и отдала им каленое зерно. Моаззам взял себе больше остальных, но меньше, чем хотел.
Часть он съел на месте, а часть распихал по глубоким карманам курты. Затем исчез – так же внезапно, как и появился.
Было уже поздно, когда они дошли до дальнего конца деревни. Собирались тучи, и красное небо полыхало огнем. До их ушей донесся вечерний зов муэдзина, но Рашид решил закончить обход деревни и не прерывать его визитом в мечеть.
Огненное небо хмурилось над соломенными крышами, полями, разросшимися зелеными рощами манго и высохшими, побуревшими дальбергиями на пустоши к северу от деревни. Там находилась одна из двух деревенских молотилен, и уставшие волы до сих пор трудились над весенним урожаем. Вновь и вновь ходили они по кругу, обмолачивая зерно, и работать им предстояло до поздней ночи.
Легкий вечерний ветерок подул с севера на скопище землянок, где жили неприкасаемые – мойщики, чамары, подметальщики. Ветру этому предстояло задохнуться в глинобитных стенах и узких улочках, так и не достигнув сердца деревни. Несколько ребят-оборванцев с засаленными, выбеленными солнцем, спутанными волосами играли в пыли у своих домов: один таскал за собой обрывок почерневшей веревки, второй возился с треснувшим стеклянным шариком. Они явно голодали, и вид у них был больной.
Рашид навестил несколько чамарских хозяйств. Одна семья издавна занималась свежеванием туш и подготовкой шкур к дальнейшей продаже, но в основном люди трудились на полях. Один или двое имели собственные клочки земли. В одном доме Ман увидел того самого батрака с морщинистым лицом, который услужливо и радостно качал ему воду для мытья.
– Он с десяти лет работает на нашу семью, – сказал Рашид. – Зовут Качхеру.
Старик с женой жили одни в хижине с одной-единственной комнатой, которую делили с коровой и огромным количеством насекомых.
Несмотря на то что Рашид был очень вежлив, они смотрели на него благоговейно, почти испуганно и едва могли говорить. Лишь после того, как он согласился выпить с ними чаю – таким образом дав согласие и за Мана, – они немного осмелели.
– А что случилось с сыном Дхарампала – вашим племянником? – спросил Рашид.
– Помер в прошлом месяце, – коротко отвечал Качхеру.
– Столько докторов – и все напрасно?
– Да, три шкуры с нас содрали, а толку нет. Теперь мой брат задолжал банье, а моя свояченица… вы б ее не узнали, так она постарела. Вот на днях уехала в деревню к отцу, поживет там месяцок до дождей.
– Почему же он к нам не пришел, раз ему так нужны были деньги? – спросил расстроенный Рашид.
– А это вы своего отца спросите, – ответил Качхеру. – Я так понял, он ходил – и не раз. А потом ваш отец осерчал и велел ему не бросать деньги на ветер. С похоронами, правда, помог, и на том спасибо.
– Ясно. Ясно. Ох, что тут поделаешь? Господь располагает… – Рашид пробормотал еще несколько утешительных слов.
Вскоре они отправились дальше. Ман видел, что Рашид в печали, и какое-то время они оба хранили молчание. Затем Рашид сказал:
– Такие тонкие нити удерживают нас на бренной земле… И мир наш так несправедлив… это сводит меня с ума. Если тебе кажется, что у нас плохо, ты еще не видел Сагал. Там есть бедняк, которого обокрала и бросила умирать собственная семья – да простит их Господь. А взгляни на вон тех стариков… – Он показал пальцем на пару в лохмотьях, попрошайничавшую у входа в свою хижину. – Их выгнали на улицу родные дети, которые живут более-менее сносно.
Ман посмотрел на стариков – тощих, убогих, грязных – и дал им несколько монет. Они потрясенно уставились на деньги.
– Они совсем нищие, им даже есть нечего, а дети не помогают, – продолжал Рашид. – Сперва пытались перевалить эту обязанность друг на друга, а потом и вовсе решили, что ничего не должны родителям.
– На кого работают дети? – спросил Ман.
– На нас, – ответил Рашид, – на нас, великих и добрых.
– Что же вы их не образумите? – спросил Ман. – Скажите им, что родителей надо уважать! Пусть наведут порядок в семье, иначе вы не будете давать им работу!
– Хороший вопрос, – сказал Рашид. – Только задать его лучше моим почтенным отцу и деду, а не мне, – с горечью добавил он.
Ман лег на плетеную кровать и уставился на пасмурное – по сравнению с вчерашним – небо. Увы, ни облака, ни звезды не могли подсказать ему, как написать Саиде. Он вновь с раздражением подумал об отце.
Заслышав шаги, он приподнялся на одном локте и повернул голову на звук. К чарпою направлялись огромный, медведеподобный дядюшка Рашида и его приятель гуппи.
– Ас-саляму алейкум.
– Ва-алейкум ассалям, – ответил Ман.
– Все хорошо?