Достойный жених. Книга 1

Пьяр Лал Бхалла вырос в Лахоре. Изначально он торговал головными уборами и детской одеждой из Англии, а впоследствии переключился на спортивную одежду, краски и текстиль. Он был настоящим мастером своего дела, и дело это ширилось и процветало – его стараниями и, конечно, благодаря рекомендациям довольных клиентов. Например, нетрудно вообразить, как представителю «Джеймса Хоули», собравшемуся в Индию, кто-то дал совет: «Если будешь в Лахоре и пенджабцы тебе не приглянутся, смело обращайся к Пири Лоллу Буллеру. Обувью он вроде не занимается, но агент первоклассный – глядишь, что-нибудь да придумает. И ему выгода, и у тебя голова не болит. Я черкну ему письмецо, предупрежу, что ты зайдешь».

Даже удивительно, что Пьяр Лал Бхалла, вегетарианец (из всей еды, хотя бы отдаленно напоминающей мясо, он уважал только грибы), так быстро согласился представлять интересы «Джеймса Хоули и компании» во всем Пенджабе. Производство кожи загрязняло природу, и, конечно, большая часть животных, чьи шкуры обретали вторую жизнь в качестве дополнительного защитного слоя на человеческих ногах, не «пали» естественной смертью, а были забиты. Бхалла говорил, что забой скота его не касается – он всего-навсего торговый агент, – таким образом проводя четкую демаркационную линию: англичане делают свое дело, а он свое.

Однако через некоторое время его одолел недуг – лейкодерма, – и многие считали это карой богов: мол, Пьяр Лал Бхалла запятнал душу убийством животных (пусть и убивал их не своими руками), за что и поплатился. Другие, наоборот, слетались к нему, как мотыльки на свет, ибо он был невероятно успешен и невероятно богат. Начиная единственным агентом «Джеймса Хоули» в Пенджабе, он в итоге стал единственным их агентом во всей Индии и переехал в Канпур, где располагались фабрика и штаб-квартира компании. Все остальные направления своей деятельности он закрыл, дабы сосредоточиться на самом прибыльном. Вскоре он начал не только продавать их обувь, но и советовать, какие модели будут пользоваться наибольшим спросом. Именно он порекомендовал сократить производство «горилл» и изготавливать побольше «чемпионов». То есть Пьяр Лал Бхалла непосредственно влиял на ассортимент производимых моделей. Компания «Джеймс Хоули» процветала благодаря его чутью и знанию рынка, а он – благодаря их зависимости от него.

В войну, разумеется, фабрика стала тачать исключительно армейскую обувь, которая уже не проходила через руки Бхаллы. Впрочем, англичане – из соображений справедливости и дальновидности – продолжали выплачивать Бхалле комиссию. Процент был поменьше, однако за счет объемов это никак не отразилось на его благосостоянии. После войны под чутким руководством кудесника и знатока рынка Пьяра Лала Бхаллы компания «Джеймс Хоули» вернулась к производству гражданской обуви. Это тоже привлекало Хареша, ведь именно такую обувь он учился изготавливать в Мидлендском технологическом колледже.

Прошло не больше часа с тех пор, как он получил досадную весть о передаче Рао заказа «ХСХ», а Хареш уже катил на своем велосипеде в резиденцию Пьяра Лала Бхаллы (хотя едва ли несколько тесных комнатушек в доме на углу многолюдной Местон-роуд, где агент жил, работал, принимал гостей и демонстрировал товары потенциальным клиентам, заслуживали столь громкого звания).

Хареш поднялся по лестнице, махнул охраннику какой-то бумажкой, пробормотал: «Джеймс Хоули» – и пару слов по-английски. Его пустили в переднюю, откуда он прошел в комнату с высокими шкафами неясного предназначения, затем на склад, в секретарскую (там на полу за низенькими письменными столами, заваленными красными конторскими книгами, сидели несколько служащих) и наконец попал в зал аудиенций – ибо таково было назначение этой комнаты – самого Пьяра Лала Бхаллы. Приемная оказалась небольшой каморкой с белеными, а не крашеными стенами. На высокой деревянной платформе, накрытой белоснежной простынкой, восседал энергичный шестидесятипятилетний старик с обесцвеченным недугом лицом. Под спину себе он подложил большой твердый хлопковый валик. На стене у него над головой висел фотопортрет отца, украшенный цветочной гирляндой. Вдоль стен протянулись длинные лавки, одним концом примыкающие к платформе. На лавках сидели люди: всевозможные просители, прихлебатели, коллеги, работники. Секретарей с конторскими книгами Хареш нигде не увидел; голова Пьяра Лала Бхаллы была вместилищем всех сведений, опыта и соображений, необходимых ему для работы с людьми.

Хареш вошел и, опустив голову, протянул вперед руки, будто хотел дотронуться до коленей Пьяра Лала Бхаллы. Старик, в свою очередь, воздел руки над его головой.

– Сядь, сынок, – сказал он по-пенджабски.

Хареш присел на одну из лавок.

– Встань.

Он встал.

– Сядь.

Он снова сел.

Пристальный взгляд Бхаллы практически загипнотизировал Хареша, и он беспрекословно выполнял его приказы. Конечно, человек тем легче поддается гипнозу, чем сильнее его нужда, а нужда Хареша, как ему казалось, была очень велика.