Кроме того, Пьяр Лал Бхалла, как человек пожилой и состоятельный, ждал к себе соответствующего почтительного отношения. Разве не его дочь недавно вышла замуж за старшего сына правительственного чиновника высшего ранга – за инженера-распорядителя каналов штата Пенджаб, – и столь пышной свадьбы Лахор не видывал уже много лет? В данном случае Власть не просто соизволила признать существование Торговли, они заключили Союз! И благодаря этому союзу Пьяр Лал Бхалла заявил о себе так, как не заявил бы, подарив городу даже двадцать храмов. В своей обычной фамильярной манере он сказал отцу жениха: «Я, как вы знаете, человек бедный, но вас уже ждут в „Верме“ и „Ранкине“: они готовы снять мерки со всех, кого вы сочтете нужным пригласить». Ачканы из «акульей кожи», костюмы из лучшего кашемира – отцу жениха не пришлось заботиться о свадебных нарядах для своей родни числом пятьдесят человек, и этот карт-бланш был лишь каплей в море прочих свадебных трат, которые гордо и предусмотрительно взял на себя Пьяр Лал Бхалла.
– Встань. Покажи руку.
То была четвертая по счету важная встреча Хареша за день. Он сделал глубокий вдох и протянул старику правую кисть. Пьяр Лал Бхалла пощупал ее в нескольких местах, надавил на ребро ладони, затем, не выказав ни удовлетворения, ни недовольства, скомандовал:
– Сядь.
Хареш послушно сел.
Следующие десять минут Пьяр Лал Бхалла посвятил другому человеку. Затем вновь обернулся к Харешу и велел:
– Встань.
Хареш поднялся.
– Ну, сынок, кто ты такой?
– Я Хареш Кханна, сын Амарнатха Кханны.
– Какого именно? Из Варанаси? Из Нил-Дарвазы?
– Из Нил-Дарвазы, Бхалла-сахиб.
Так между ними установилась какая-никакая связь, ибо приемный отец Хареша приходился очень дальним родственником зятю Пьяра Лала Бхаллы, тому самому инженеру-распорядителю каналов.
– Хмм. Говори. Чем могу помочь?
– Я работаю на обувном производстве. В прошлом году я вернулся из Миддлхэмптона. Окончил там Мидлендский технологический колледж.
– Миддлхэмптон. Ясно. Понятно. – В глазах Пьяра Лала Бхаллы загорелся интерес. – Продолжай. Продолжай.
– Я работаю на фабрике «КОКК», но они производят в основном форменную армейскую обувь, а я учился изготавливать гражданскую. Вообще-то, недавно я открыл там новый цех…
– А! Гош, – несколько пренебрежительно перебил его Пьяр Лал Бхалла. – Он ко мне заходил на днях, хотел что-то мне впихнуть. Да-да, он упоминал эту затею с производством гражданской обуви.
Учитывая, что Гош владел одной из крупнейших строительных компаний страны, пренебрежительный тон Пьяра Лала Бхаллы вряд ли был уместен. Впрочем, в обувной отрасли Гош был мелкой рыбешкой в сравнении с таким жирным карпом, как «Джеймс Хоули».
– Вам хорошо известно, как там все устроено, – сказал Хареш.
Угрызений совести он не испытывал, поскольку слишком часто сталкивался с произволом и некомпетентностью начальства. Он трудился на них не покладая рук, и вот как они его отблагодарили.
– Да. Знаю. Так ты пришел ко мне за работой.
– Весьма польщен, Бхалла-сахиб, но на самом деле я хочу работать в «Джеймсе Хоули», что, впрочем, почти то же самое.
Минуту-другую Хареш молчал, а в голове у Пьяра Лала Бхаллы вертелись шестеренки. Наконец что-то щелкнуло, и он вызвал к себе секретаря из соседней комнаты.
– Черкни ему письмо для Гоуэра от моего имени.
Пьяр Лал Бхалла затем поднял правую руку, выражая этим жестом свое уважение, благословение и сочувствие Харешу и одновременно отпуская его восвояси.
«Кажется, засветился», – мысленно возликовал Хареш.
Он взял записку, вскочил на велосипед и покатил к величественному четырехэтажному зданию «Кромарти-Хаус» – штаб-квартире большой корпорации, дочкой которой была компания «Джеймс Хоули». Он хотел записаться на встречу с сэром Дэвидом Гоуэром, желательно на этой неделе или на следующей. Сегодня было уже поздно: пять тридцать, конец рабочего дня. Однако, когда он показал записку секретарю на стойке, Хареша попросили подождать. Прошло полчаса. Затем ему сказали:
– Будьте так добры, подождите еще немного, господин Кханна. Сэр Дэвид примет вас через двадцать минут.
Хареш – в мокрой от пота шелковой сорочке и коричневых брюках, ни пиджака, ни галстука! – вздрогнул от этого внезапного сообщения. Однако выбора не было, оставалось лишь ждать. Жаль, он не захватил своих драгоценных дипломов. Гребешок, к счастью, у него был с собой (что прекрасно его характеризовало), и он воспользовался им в уборной, куда пошел освежиться перед встречей. Хареш несколько раз прокрутил в голове то, что собирался сказать сэру Дэвиду Гоуэру, и выстроил аргументы в правильном порядке – так, чтобы они оказали необходимое действие. Однако, когда его завели в просторный, богато украшенный лепниной лифт, а затем в кабинет начальника управления «Кромарти групп», вся речь моментально вылетела у него из головы. Этот зал для торжественных приемов существенно отличался от беленой каморки, в которой он стоял (и сидел) часом ранее.