Достойный жених. Книга 2

– Подожди, он достигнет возраста, когда его можно будет привлекать к ответственности, и у него разовьется его собственный вариант безответственности. Он же Чаттерджи.

16.5

– Но мне казалось, что вы зовете его Шамбху, – сказала госпожа Чаттерджи садовнику. Она имела в виду молодого помощника садовника, который закончил работу в пять часов и ушел домой.

– Да, верно, – подтвердил садовник, энергично кивая. – Так я насчет хризантем, мемсахиб…

– А теперь, когда он уходил, вы назвали его Тирру, – упорствовала госпожа Чаттерджи. – Так он Шамбху или Тирру? Я думала, он Шамбху.

– Да, мемсахиб, верно.

– Откуда тогда Тирру?

– Он не пользуется этим именем сейчас, мемсахиб, – чистосердечно объяснил садовник. – Он скрывается от полиции.

– От полиции?! – изумилась госпожа Чаттерджи.

– Да, мемсахиб. Но он ничего не сделал. Просто полиция не дает ему покоя – вроде бы из-за продовольственной карточки. Возможно, он добыл ее как-то незаконно – он ведь не местный.

– Мне казалось, что он из Бихара или откуда-то из тех мест, – сказала госпожа Чаттерджи.

– Да, мемсахиб. Или из Пурва-Прадеш. А может, даже из Восточного Уттар-Прадеш. Он неохотно говорит об этом. Но он неплохой парень, видно, что у него на уме нет ничего дурного. – Садовник указал на клумбу, прополотую Тирру.

– А почему он к нам устроился?

– Он считает, что дом судьи – самое безопасное место, мемсахиб.

Госпожа Чаттерджи не совсем поняла эту логику.

– Да, но… – начала она, но решила оставить это. – А что вы хотели сказать о хризантемах?

Садовник принялся толковать о безобразиях шоферского сына. Она кивала, но не слушала. «Все это очень странно, – думала она. – Может быть, рассказать мужу?» Тут она увидела Дипанкара и стала махать ему, чтобы посоветоваться с ним.

Дипанкар подошел. Он был одет в курту-паджаму и имел серьезный вид.

– Произошло нечто чрезвычайное, Дипанкар, – сказала его мать. – Мне нужен твой совет.

– Он и с деревьями так поступает, мемсахиб, – продолжал садовник, увидев в подошедшем союзника. – Он сбил все плоды личи, все гуавы и все джекфруты с дерева, что растет в задней части сада. Это меня всерьез беспокоит. Только садовник может понять страдания дерева. Мы трудимся не покладая рук, заботимся о том, чтобы оно плодоносило, а этот бандит сбивает плоды палками и камнями. Я показал их шоферу, а что толку? Он не шлепнул его, даже не рассердился. Все, что он сказал: «Сынуля, так не поступают». Если бы мой сынишка повредил его большой белый автомобиль, вот тогда он разошелся бы, – заключил садовник, энергично кивая.

– Да-да, это весьма плачевно, – рассеянно отозвалась госпожа Чаттерджи. – Дипанкар, дорогой, ты знаешь, что этот смуглый молодой человек, который помогает в саду, скрывается от полиции?

– Да ну? – задумчиво отреагировал Дипанкар.

– Тебя это не беспокоит?

– Нет пока. А что?

– Но он же может зарезать нас прямо в постели!

– А что он натворил?

– Неизвестно. Это может быть все что угодно. Мали говорит, что это связано с продовольственными карточками. Но он не уверен. Прямо не знаю, что делать. Твоему отцу очень не понравится, что мы прячем беглого преступника. И он ведь даже не из Бенгалии.

– По-моему, Шамбху – хороший парень.

– Его зовут вроде бы не Шамбху, а Тирру.

– Я думаю, не стоит беспокоить бабу́.

– Но полиция разыскивает преступника, а он ухаживает за хризантемами судьи Высокого суда…

Дипанкар посмотрел на сохранившиеся белые хризантемы на дальней клумбе позади его хижины.

– Я посоветовал бы все же не говорить об этом бабé. У него и без того хватит забот теперь, когда Тапан уходит из Джхила.

– Конечно, полиция не всегда… – продолжала госпожа Чаттерджи. – Что ты сказал?

– И поступает в Святого Ксаверия. Очень мудро с его стороны. И тогда, ма, он сможет посещать Шантиникетан.

– Шантиникетан?

Госпожа Чаттерджи не могла понять, какое отношение имеет это святое место к тому, о чем они говорили. Ей вспомнились деревья – большие деревья, под которыми она сидела и внимала урокам своего великого учителя Гурудева, насадившего сад всей бенгальской культуры.

– Он был оторван от почвы Бенгалии и потому несчастен. Отсюда его раздвоение, понимаешь, ма?

– Ну да, я же говорю, у него два имени, – сказала госпожа Чаттерджи, следуя по другой колее разговора. – Но при чем тут Тапан и школа Святого Ксаверия?

– Я говорю о Тапане, маго, – произнес Дипанкар задушевно. В голосе его звучала спокойная печаль. – Ему нужно не озеро Джхил, ему не хватает «глубины бесконечных озер – нежных, прохладных, как полуночное небо». Поэтому он и грустит. Поэтому и оценки у него такие плохие. В этом причина. Он страдает без песен Тагора, он привык слушать, как вы с Куку исполняете «Рабиндрасангит»[185] по вечерам, в час коровьей пыли[186].

Дипанкар говорил очень убедительно, потому что убедил в этом самого себя. Он даже продекламировал волшебные строки: