Достойный жених. Книга 2

– Наконец тоске по дому стал я не в силах сопротивляться…
Кланяюсь родине прекрасной моей – Бенгалии!
О, берега Твоих рек, прохлада и утешенье ветров;
равнины твои, чью пыль небо, склоняясь, целует;
в утренних сари тумана деревни Твои – гнезда покоя и тени;
Твой зеленый манговый лес, полный веселых забав пастушков;
о, глубина бесконечных озер – нежных, прохладных,
                                                        как полуночное небо;
о Твои добрые жены, несущие кувшины с водой по домам;
я трепещу всей душою и плачу, когда говорю тебе: «Мама».

Госпожа Чаттерджи декламировала вместе с сыном. Она была глубоко тронута. Дипанкар тоже был глубоко тронут.

– Вот поэтому он и плачет, – заключил он.

– Но он не плакал, – возразила госпожа Чаттерджи, – только сердился.

– Это потому, что он не хотел расстраивать тебя и бабý. Но, ма, готов поклясться самым для меня дорогим, что сегодня он плакал.

– Ну, знаешь, Дипанкар… – произнесла госпожа Чаттержи, удивленная и чуть недовольная его горячностью. Однако затем подумала о Тапане, чей бенгали действительно ухудшился после поступления в Джхил, и мысль о том, что он несчастен, овладела ею. – Но какая же школа примет его среди года?

– А, – отмахнулся Дипанкар от этого пустякового препятствия. – Я забыл сказать, что Амит-да уже договорился в Святом Ксаверии. Все, что нужно, – согласие матери… «Я трепещу всей душою и плачу, когда говорю тебе: „Мама“», – повторил он строку стихотворения.

При слове «мама» госпожа Чаттерджи прослезилась – даром, что была образцовой брамо.

Тут ей пришла в голову мысль. По правде говоря, на нее обрушилось столько информации, что мысли ее несколько путались.

– Но как же бабá? – спросила она. – Все это так неожиданно. Ведь за школу уплачено… Он что, действительно плакал? И это не повредит его учебе?

– Амит-да согласился помогать Тапану, если потребуется, – ответил Дипанкар, решив этот вопрос за брата. – Куку будет знакомить его с песнями Тагора, по одной каждую неделю. А ты можешь исправить его орфографию бенгали.

– А ты? – спросила мать.

– Я?.. У меня не будет времени учить его чему-нибудь. Я со следующего месяца начинаю работать в «Гриндлейсе».

Его мать была поражена и боялась верить своим ушам.

16.6

За столом в Баллигандже сидели семь человек с фамилией Чаттерджи и семеро с другими фамилиями.

Амита с Аруном посадили не рядом – и это было к лучшему. У обоих имелись установившиеся взгляды – у Амита на некоторые вещи, у Аруна на всё. Поскольку встреча происходила у него дома, Амит был не так замкнут, как обычно в обществе. В собравшейся компании он чувствовал себя свободно. Семеро гостей либо уже породнились с Чаттерджи, либо были близки к этому. К ним относились госпожа Рупа Мера с четырьмя детьми и зятем (который, судя по всему, оправился от болезни) и молодой немецкий дипломат, небезответно ухаживавший за Каколи. Менакши Меру в Баллигандже по привычке относили к семейству Чаттерджи. Дедушка Чаттерджи прислал записку, что не может принять участие в сборище.

– Ничего, что я с Пусиком? – спросил Тапан, войдя в столовую из сада. – Думаю, ему надоело сидеть на привязи. Может, я спущу его с цепи? Новых грибов у нас ведь нет.

– Ни в коем случае, – испугалась госпожа Чаттерджи. – Чтобы он опять укусил Ганса?

Ганс нахмурился; на лице его появилось недоуменное выражение.

– Прошу прощения, что значит слово «гриб» в данном контексте? – спросил он.

– Да, надо вас просветить, – ответил Амит. – Ведь Пусик вас уже кусал, так что вы теперь наш брат по крови. Или по слюне. Грибы – это молодые люди, которые ухаживают за Куку. Они произрастают везде и очень быстро. Некоторые из них приносят цветы, но чаще они просто хандрят при луне. Поэтому, когда вы женитесь на Куку, будьте начеку. Я бы на вашем месте остерегался грибов – как съедобных, так и всех прочих.

– Да уж, – согласился Ганс.

– А как дела у Кришнана, Куку? – спросила Минакши, не очень внимательно следившая за разговором.

– Он воспринимает все с пониманием, – ответила Куку. – Для него всегда найдется уголок в моем сердце, – добавила она с вызовом.

Ганс нахмурился еще больше.

– Вы можете не беспокоиться, Ганс, – сказал Амит. – Это не означает ничего особенного. У Куку в сердце много уголков, отведенных тому или иному знакомцу.

– Ничего подобного, – возмутилась Куку. – А тебе вообще никто слова не давал.

– Вот как?

– Да. У тебя сердца совсем нет. Ганс не любит, когда легкомысленно говорят о чувствах. У него чистая душа.

Минакши, которая немного перебрала спиртного, пробормотала:

– Джентльмены, знаю лично, —
как один – народ приличный…

Ганс покраснел.