Достойный жених. Книга 2

– Да нет, я и вправду сдал их плохо, – угрюмо сказал Варун, прихлебывая виски. – Я провалился, это точно. Уверен, меня не вызовут на собеседование.

– Ничего страшного, – сказала доктор Чаттопадхьяй. – Бывает гораздо хуже. У моей близкой подруги, например, только что умерла дочь от туберкулеза.

Лата посмотрела на нее в изумлении. Какие еще доводы она приведет для успокоения Варуна? «Муж моей сестры, алкоголик, только что отрубил головы их тройне двух лет от роду»?

– У тебя очень странное выражение лица, – заметил подошедший к ним Амит.

– О Амит! Привет, – отозвалась Лата. Она была рада видеть его.

– О чем ты думала?

– Да так, ни о чем.

Доктор Ила Чаттопадхьяй между тем убеждала Варуна в том, что Калькуттским университетом заправляют идиоты, которые сделали хинди обязательным предметом на уровне бакалавриата. Амит принял участие в обсуждении этого вопроса. Он чувствовал, что мысли Латы витают где-то далеко. Ему хотелось поговорить с ней о ее стихотворении, но в этот момент его атаковала какая-то женщина:

– Я хочу поговорить с вами.

– К вашим услугам.

– Меня зовут Беби, – произнесла женщина. На вид ей было лет сорок.

– А меня Амит.

– Да знаю, знаю я это. Все это знают, – проворчала она. – Вы хотите произвести на меня впечатление своей скромностью? – Женщина была настроена очень воинственно.

– Нет, – сказал Амит.

– Я обожаю ваши книги, особенно «Жар-птицу». Думаю о ней всю ночь, о «Жар-птице». В жизни вы меньше, чем на фотографиях. Вы, наверное, длинноногий.

– А чем вы занимаетесь? – спросил Амит, не зная, как реагировать на ее последнее замечание.

– Вы мне нравитесь, – решительно заявила женщина. – Если мне кто нравится, то нравится. Заходите ко мне в Бомбее. Просто спросите Беби, всякий скажет.

– Хорошо, – ответил Амит. Ехать в Бомбей он не собирался.

Подошел Бишванатх Бхадури, чтобы поздороваться с Амитом. На Лату, а также на хищную Беби он не обратил почти никакого внимания. Он воспылал страстью к незнакомой ему женщине, одетой в черное с серебром.

– Чувствуется, что у нее прекрасная душа, – сказал Биш.

– Как-как? – спросил Амит. – Повтори.

– Такие вещи говорятся не для того, чтобы тут же их повторять, – возмутился Биш.

– Но такие вещи и слышатся нечасто.

– Я скажу, а ты запихнешь это в свой роман. Так не делается.

– Почему?

– Ну, это просто пустая калькуттская болтовня.

– Это не болтовня, это поэтично, очень поэтично; даже подозрительно.

– Ты смеешься надо мной, – сказал Бишванатх Бхадури. – Надо бы чего-нибудь выпить, – пробормотал он, озираясь.

– Надо бы куда-нибудь смыться, – тихо сказал Амит Лате. – Вдвоем.

– Я не могу. У меня конвоир.

– Кто?

Лата указала глазами на Варуна. Он разговаривал с двумя молодыми людьми, слушавшими его раскрыв рот.

– Думаю, он не заметит, – сказал Амит. – Я покажу тебе иллюминацию на Парк-стрит.

Пробираясь за спиной Варуна, они слышали обрывок его высказывания:

– Ну, в Гатвике, разумеется, Мэри Уоллес, а в Хоупфуле – Симили. Насчет Хазры я не знаю, а на Бересфордских скачках надо ставить на Май Леди Джин…

Они оставили его делиться своими познаниями и, смеясь, спустились к выходу.

16.19

Амит остановил такси.

– Парк-стрит, – сказал он водителю.

– А почему не Бомбей? – пошутила Лата. – Там тебя будет ждать Беби.

– Беби – колючка у меня на шее, – ответил Амит, изобразив дрожь в коленях от страха.

– Почему на шее?

– Так сказал бы Бисвас-бабý.

– Как у него дела? – спросила Лата, рассмеявшись. – Все о нем говорят, а я ни разу с ним не встречалась.

– Он убеждает меня, что я должен жениться и произвести на свет судью Чаттерджи четвертого поколения. Я сказал ему, что Апарна наполовину Чаттерджи и при своем раннем развитии вполне может занять судейское кресло. Он ответил, что это другой коленкор.

– Но его советы пролетают мимо твоих ушей.

– Вот именно.

Они ехали по Чорингхи, частично освещенной к празднику, – в основном это были крупные магазины, Гранд-отель, «Фирос». На перекрестке Чорингхи и Парк-стрит мощные цветные прожекторы освещали большого северного оленя, который вез сани с Санта-Клаусом. На стороне Чорингхи, обращенной к Майдану, прогуливались люди, наслаждавшиеся праздничной атмосферой. Когда такси повернуло на Парк-стрит, Лата зажмурилась от непривычного ослепительного сверкания. По обеим сторонам улицы с фронтонов магазинов и ресторанов – «Флёри», «Кволити», «Пайпинга», «Магнолии» – свисали гирлянды разноцветных лампочек и ленты ярко освещенного крепа. Лада была благодарна Амиту за то, что он показал ей всю эту красоту. Увидев высокую елку около заправочной станции, она воскликнула:

– Электричество растет на деревьях!

– Что-что? – спросил Амит.

– Я вспомнила ма: «Выключи свет. Электричество не растет на деревьях».

Амит засмеялся.

– Я очень рад, что мы снова встретились.

– Я тоже, – ответила Лата. – Mutatis mutandis[191].

Амит посмотрел на нее с удивлением:

– До сих пор я слышал это выражение только в лондонских Судебных Иннах[192].

– Наверное, я подхватила его у Савиты. Она постоянно выдает что-нибудь вроде этого, когда воркует с малышкой.