Достойный жених. Книга 2

Если бы рассудок Мана был в нормальном состоянии, он мог бы подружиться кое с кем из его нынешних «коллег». Но он едва замечал их присутствие. Он думал только о тех, с кем не мог увидеться: о своей матери, Фирозе и Саиде-бай. Жизнь в тюрьме при всех ее тяготах была роскошью по сравнению с содержанием в камере полицейского участка. Ман получал пищу и одежду из Прем-Ниваса, мог бриться и делать гимнастику. В тюрьме было относительно чисто. Поскольку он принадлежал к «высшим классам», в камере установили маленький столик, кровать и настольную лампу. Ему посылали апельсины, которые он съедал не замечая. Чтобы он не мерз, ему прислали из Прем-Ниваса лоскутное голубое одеяло. Оно защищало его от холода и напоминало о доме и о всем том, что он разрушил или потерял.

Опять же, как сын министра, он был избавлен от худшего, что бывает в тюрьме, – переполненных камер, где заключенные издеваются друг над другом самым жестоким образом. Начальник тюрьмы был в курсе, чьим сыном Ман является, присматривал за ним и разрешал частые свидания с близкими.

К нему часто приходили Пран, Вина и отец – до того, как он с тяжелым сердцем вернулся к предвыборной борьбе. Но никто из них не знал, о чем с ним говорить. Когда Махеш Капур спросил его, что же тогда произошло, Мана затрясло, и он не смог ничего ответить. Пран спросил: «Как это могло случиться, Ман?» – но тот лишь затравленно посмотрел на брата и отвернулся.

Найти безопасную тему разговора было нелегко. Одной из них был крикет. После нескольких ничьих Англия разгромила Индию в четвертом матче из проводившейся серии. Пран мог рассуждать о крикете, даже не просыпаясь, но Ман через несколько минут начал зевать.

Иногда они разговаривали о Бхаскаре и Уме, но даже тут можно было нарваться на неприятности.

Охотнее всего Ман говорил о жизни в тюрьме. Он сказал, что был бы не против немного поработать – в тюремном огороде, например, – хотя заключенных не заставляли трудиться. Он спросил Вину о саде в Прем-Нивасе, но, когда она стала описывать сад, Ман заплакал.

Во время разговоров он часто зевал по непонятной причине, даже если не чувствовал усталости.

Нанятый Махешем Капуром адвокат навещал Мана, но, как правило, уходил неудовлетворенный. Он спрашивал Мана о чем-нибудь, а тот отвечал, что он уже все рассказал полиции и не хочет к этому возвращаться. Однако это была неправда. Когда приходил младший инспектор или кто-либо из его коллег, чтобы расспросить заключенного с целью составить признание, Ман тоже настаивал на том, что уже все сказал и ему нечего добавить. Ему задали вопрос о ноже. Он ответил, что не помнит, оставил ли он его у Саиды-бай или взял с собой, уходя, – вероятнее последнее. Тем временем обвинения против Мана росли за счет допроса свидетелей и косвенных улик.

Никто из навещавших его не сказал ему, что Фирозу стало хуже, но он узнал это из разрешенной в тюрьме газеты на хинди «Адарш». Через заключенных до него дошли также слухи о навабе-сахибе и Саиде-бай. Они причиняли ему страдания, доводившие его чуть ли не до самоубийства, удержаться от которого ему помогала ежедневная тюремная рутина, заполнявшая все время.

Согласно «Руководству по управлению тюрьмами», которого в Брахмпурской окружной тюрьме более-менее придерживались, режим содержания заключенных подчинялся следующей схеме:

Утреннее умывание и т. д.                            С момента отпирания камер до 7:00.

Прогулка на охраняемом участке                   7:00–9:00

Нахождение в запертой камере                      9:00–10:00

Умывание и завтрак                                    10:00–11:00

Нахождение в запертой камере                      11:00–15:00

Физические упражнения, ужин                      От 15:00 до запирания камер

                                                                с предварительным обыском заключенных

Ман был образцовым заключенным и никогда ни на что не жаловался. Иногда он садился за стол в камере, уставившись на лежавший перед ним лист бумаги, на котором он собирался написать письмо Фирозу. Но он так и не начал письма и вместо этого рассеянно рисовал что-нибудь на листе. В карцере полицейского участка он почти не спал по ночам и теперь отсыпался.

Однажды его построили вместе с несколькими другими заключенными для проведения опознания, не сказав ему даже, его ли должны опознать или кого-то другого. Но поскольку при этом присутствовал его адвокат, стало ясно, что процедура проводится из-за него. Он не узнал железнодорожного кассира, который с важным видом прошелся мимо шеренги заключенных, чуть задержавшись около него. Ему было все равно, опознают его или нет.

– Если этот Фироз умрет, тебя, вполне вероятно, повесят, – сказал ему один из опытных заключенных, наделенный чувством юмора. – А нас всех при этом запрут на все утро. Ты уж постарайся избавить нас от этого неудобства.

Ман кивнул.

Не дождавшись от Мана желаемой реакции, заключенный продолжил:

– А знаешь, что делают с веревкой после казни?

Ман помотал головой.

– Ее натирают пчелиным воском и гхи, чтобы она была гладкой.

– В какой пропорции? – поинтересовался другой заключенный.