Достойный жених. Книга 2

– Поровну, – ответил знаток, – и добавляют немного карболовой кислоты, отпугивающей насекомых. Было бы жаль, если бы термиты или чешуйницы сожрали веревку. Как ты считаешь? – спросил он Мана.

Все посмотрели на Мана.

Ман, однако, даже не слушал остряка. Его не забавляли его плоские шутки и не расстраивал жестокий подтекст.

– А чтобы уберечь ее от крыс, – не унимался тот, – они берут пять веревок (а в тюрьме держат пять веревок – не спрашивай меня зачем), кладут их все вместе в глиняный горшок и подвешивают его к потолку в кладовке. Представь себе: пять манильских веревок диаметром в дюйм, скользят в этом горшке, как змеи, откормленные на гхи и крови, и ждут своей следующей жертвы…

Он расхохотался, очень довольный, и посмотрел на Мана.

17.30

Если Мана не особенно волновали отдаленные угрозы его шее, то Саида-бай не могла не беспокоиться о том, что творится с ее горлом. Несколько дней она почти ничего не говорила и только хрипела. Созданные ею миры рушились вокруг нее: и собственный мир тонкой и привлекательной игры, и охраняемый ею мир ее невинной дочери.

Слухи поставили на Тасним свое клеймо. Она сама не сознавала этого – не потому, что ей не хватало сообразительности, а из-за того, что она, как всегда, была отрезана от внешнего мира. Даже Биббо, чья страсть к интригам и сплетням уже принесла немало вреда, жалела Тасним и старалась не задеть ее своими словами. Но после того как Тасним увидела, что случилось с навабзадой, единственным мужчиной, который вызывал у нее какие-то чувства, девушке казалось, что самое надежное – уйти в себя, в романы и домашние заботы. Из того, что говорила о Фирозе Биббо, она поняла, что жизнь его все еще в опасности. Она никак не могла ему помочь, он был далекой угасающей звездой. Она знала, что он был ранен, пытаясь разоружить пьяного Мана, но не спрашивала, что побудило Мана так вести себя. О том, как живут другие мужчины, проявлявшие к ней интерес, она не слышала и не хотела слышать. Исхак, все больше подпадавший под влияние Маджида Хана, как исчез во время своего «бунта», так больше и не давал о себе знать. От Рашида пришло еще одно безумное послание, но Саида порвала его прежде, чем оно попало в руки Тасним.

Саида-бай стремилась защитить Тасним – и изводила ее этим – с еще бо́льшим остервенением, чем прежде. То проявляя нежность, то впадая в неистовство, она вновь терзалась, притворяясь сестрой своей дочери и страдая под бременем наследия своей властной матери, определившего как ее собственную жизнь, так и жизнь, на которую Саида со стыдом и мучениями обрекла свою дочь.

Петь Саида-бай не могла, и ей казалось, что никогда уже не сможет, даже если ее горло полностью заживет. Попугай же, не ведавший о ее травме, разражался потоком красноречия. Он освоил гротескное хрипение, имитирующее речь его хозяйки. Это было для Саиды хоть какое-то развлечение. Другим отвлекающим моментом был Билграми-сахиб, который не только лечил ее горло, но и помогал ей выдержать все испытания, прессу, полицию, преодолеть страх, боль и отчаяние.

Саида поняла, что любит Мана.

Получив от него записку из двух строк на урду с ошибками, она горько плакала, не заботясь о чувствах доктора Билграми, находившегося рядом. Она хорошо представляла себе, какую душевную травму Ман переживает в заключении, и страшилась думать, чем это может кончиться. Услышав о смерти его матери, она опять плакала. Она не принадлежала к числу женщин, которые расцветают при плохом обращении с ними и ценят тех, кто недооценивает их, и не могла понять, почему агрессивное поведение Мана вызвало те чувства, которые она испытывала сейчас. Возможно, конечно, что оно просто заставило ее понять то, что она чувствовала и раньше, но не сознавала. Его записка говорила только о том, как глубоко он сожалеет о случившемся и как любит ее.

Когда из Байтар-Хауса поступил очередной транш, Саида отправила пакет обратно, не распечатав, хотя нуждалась в деньгах. Билграми-сахиб, которому она рассказала об этом, заметил, что это благородный жест, но он его не одобряет. Теперь она целиком зависела только от него и принимала его помощь. Он уж в который раз попросил ее стать его женой, оставив пение и свою профессию. Она не знала, восстановится ли ее голос когда-нибудь, и тем не менее, как обычно, отказалась.

Как Билграми-сахиб и боялся, их попытка действовать через влиятельных людей привлекла внимание раджи Марха, который начал, не стесняясь, подкупать журналистов, побуждая их откопать как можно больше грязи об участниках происшествия и особенно воспрепятствовать каким-либо попыткам друзей и родных Мана избежать законного возмездия. Он попытался также спонсировать двух независимых кандидатов, соперничавших с Махешем Капуром в его избирательном округе, но эта авантюра оказалась менее успешной.