Малати видела, что Лата не в своей тарелке, и приписала это присутствию Поэта. Она пришла с намерением изучить как можно лучше этого претендента на руку Латы. Амит не произвел на нее особого впечатления – он больше молчал, отделываясь случайными ремарками. Обувщик, который, как Малати сообщили, обиделся, решив, что его назвали жлобом, проявлял в свое время больше живости, хотя, как показалось Малати, выглядело это довольно смешно и нелепо.
Но Малати не знала, что Амит довольно часто – особенно после публичного чтения своих стихов или сочинения чего-нибудь достаточно глубокого – переключался на совершенно иной настрой и принимал нарочито циничную и пошловатую позу. В данный момент его голова была абсолютно свободна от каких-либо глубоких мыслей. Правда, ку-ку-куплетов он этим вечером не выдавал, но небрежно отпускал вместо этого комментарии о новоизбранных политиках и их разрушительном стремлении извлечь из ситуации как можно больше пользы для себя и своих семей. Госпожа Рупа Мера, которая всегда выпадала из общего разговора, если речь заходила о политике, ушла в соседнюю комнату укладывать Уму на ночь.
– Господин Майтра, у которого я остановился, изложил мне свою концепцию утопического государства, – сказал Амит. – Управлять им должны дети, единственные в семье, оставшиеся без родителей и неженатые. Во всяком случае, утверждает он, министры не должны иметь детей.
Никто не проявил желания высказаться по этому поводу, и Амит продолжил:
– В противном случае им придется вытаскивать своих отпрысков из всевозможных неприятностей, в которые те вляпываются. – Он запнулся, осознав, что и кому он говорит. Все молча смотрели на него, и он поспешно добавил: – Правда, согласно Иле-каки, это наблюдается не только в политике – академическая наука ничуть не лучше, сплошное… как это она выражается?.. сплошное беззастенчивое кумовство и дрязги. И в литературных кругах то же самое.
– Иле? – переспросил Пран.
– Да, Иле Чаттопадхьяй, – ответил Амит, довольный тем, что разговор вернулся в безопасное русло. – Доктор Ила Чаттопадхьяй.
– Специалист по Донну?
– Да. Вы не встречались с ней в Калькутте? У нас, например? Нет, вряд ли. Она рассказывала мне о скандале в одном из университетов, где некий профессор вставил в программу обязательного изучения книгу, которую сам написал под псевдонимом. Ила в связи с этим крайне разволновалась.
– Она, похоже, легковозбудимая личность, – заметила Лата с улыбкой.
– О да, – ответил Амит, обрадовавшись, что Лата включилась в общий разговор. – Этого у нее не отнимешь. Кстати, она приезжает в Брахмпур на несколько дней, так что у вас есть шанс встретиться с ней, – обратился он к Прану. – Я дам ей ваши координаты. Она очень интересный человек.
– Девочка уснула, – сообщила госпожа Рупа Мера, возвращаясь в столовую. – Спит здоровым сладким сном.
– Ее монография о Донне, на мой взгляд, очень хороша, – сказал Пран. – А в связи с чем она приезжает?
– Чтобы позаседать в какой-то комиссии – не помню какой. И я не уверен, помнит ли она сама при ее безалаберности.
– Да, она из этих интеллектуалок, – вступила в разговор госпожа Рупа Мера. – С современными взглядами. Она посоветовала Лате не выходить замуж.
Пран, поколебавшись, спросил:
– Это, случайно, не квалификационная комиссия?
– Да, вроде бы, – ответил Амит, пытаясь вспомнить. – А, да! Она говорила о низком уровне большинства кандидатов, так что это, должно быть, действительно квалификационная комиссия.
– Тогда мне с ней, наверное, лучше не встречаться. Она будет решать мою судьбу, а я, боюсь, один из тех кандидатов, которых она имела в виду.
Семья жила в довольно стесненных обстоятельствах, и продвижение Прана по служебной лестнице играло немаловажную роль. От этого могло зависеть даже сохранение за семьей дома, которым они владели
– Решать судьбу! Не слишком ли сильно это звучит? Профессор Мишра целиком вас поддерживает, и я думаю, судьба вряд ли захочет подставить вам подножку.
– Вы говорите, профессор Мишра поддерживает Прана? – подалась вперед Савита.
– Ну да, – ответил Амит. – Он стал превозносить Прана, когда я сказал ему, что обедаю у вас.
– Вот видишь, дорогой, – сказала Савита.
– Лучше уж быть тараканом, – высказался Пран. – Тогда тебя не заботило бы, что решит квалификационная комиссия, что будет с Индией, не пришел ли чек с почтой, доживешь ли ты до тех пор, когда твоя дочь вырастет. Как мне надоело беспокоиться обо всем этом!
Все, кроме Амита, посмотрели на него с удивлением и бóльшим или меньшим сочувствием.
– Особенно надоело беспокоиться обо мне, да? – выпалил вдруг Ман.
– Беспокоиться-то я беспокоюсь, но завидую таракану, которому наплевать, что случилось с его братом. Да и с отцом.
– И с матерью, – добавил за него Ман, поднимаясь из-за стола. Он чувствовал, что не в силах выносить подобный разговор.