Достойный жених. Книга 2

Они с минуту помолчали. Ман прикоснулся лбом ко лбу Фироза и тяжело вздохнул. Он не стал говорить, как он сожалеет о содеянном. Он сел рядом с Фирозом.

– Рана болит? – спросил он.

– Иногда.

– У твоих домашних все в порядке?

– Да, – ответил Фироз. – А как твой отец?

– Держится молодцом, – ответил Ман.

Фироз не стал говорить, как он сочувствует Ману в связи со смертью матери, и лишь печально покачал головой, но Ман его понял. Спустя несколько минут он встал.

– Приходи еще, – попросил Фироз.

– Когда? Завтра?

– Нет, дня через два-три.

– Тебе придется прислать мне еще одну записку, – сказал Ман. – Иначе меня не пустят.

– Давай я проставлю новую дату на старой записке, – улыбнулся Фироз.

По пути домой Ман подумал, что они не говорили напрямую ни о Саиде-бай, ни о Тасним, ни о тюремном заключении Мана, ни о предстоящем суде, – и был этому рад.

18.23

Этим вечером в Прем-Нивас пришел доктор Билграми. Он хотел поговорить с Маном. Выглядел он изможденным. Он сказал Ману, что Саиде-бай нужно его видеть. Ман согласился пойти к ней вместе с доктором. Встреча их была безрадостной.

Выглядела Саида как прежде, но голос еще не полностью восстановился. Она упрекнула Мана в том, что он не заглянул к ней после выхода из тюрьмы. Его отношение к ней так сильно изменилось? – спросила она с улыбкой. Или она сама изменилась? Он не получал ее записок? Что удерживало его? Она разболелась и страшно хотела его увидеть. Голос ее дрогнул. Она просто с ума сходила, не видя его. Нетерпеливо махнув доктору Билграми, чтобы он их оставил, она посмотрела на Мана с любовью и жалостью. Как он себя чувствует? Он так похудел! Как с ним обращались в тюрьме?

– Даг-сахиб, что с тобой произошло? Что тебя ждет?

– Не знаю.

Он огляделся.

– Крови не видно, – заметил он.

– Какая кровь? Месяц уже прошел.

В комнате пахло розовым маслом и Саидой. Она печально и томно откинулась на подушки, валявшиеся у стены. А Ману казалось, что он видит шрам на ее лице, которое вдруг представилось ему портретом варикозной Виктории.

Ман пережил такое потрясение из-за смерти матери, из-за опасности, которой подверглась жизнь Фироза, из-за собственного унижения и ужасного сознания своей вины, что он начал чувствовать отвращение к самому себе и к Саиде-бай. Возможно, он и ее видел как жертву своих поступков. Он трезво оценивал все происшедшее, но это не помогало ему контролировать свои чувства. Все эти переживания так прочистили душу Мана, что вид Саиды лишь ужасал его. Он смотрел на ее лицо застывшим взглядом.

«Я становлюсь похожим на Рашида, – подумал он. – Тоже мерещится всякое».

Он встал. Лицо его побледнело.

– Я пойду, – сказал он.

– Ты нездоров.

– Да-да, ты права.

Разочарованная и обиженная его отношением, Саида хотела было упрекнуть его в этом и в том, какой вред он причинил ей и ее репутации, ее дому и Тасним, но, посмотрев на его растерянное лицо, поняла, что упреки бесполезны. Он был в каком-то другом мире, где она сама и ее любовь к нему не имели никакого значения. Она закрыла лицо руками.

– С тобой все в порядке? – неуверенно спросил он, словно нащупывая тропинку к чему-то в прошлом. – Я виноват во всем, что случилось.

– В тебе больше нет любви ко мне. Не отрицай. Я не могу этого видеть. – Она заплакала.

– Любви? – спросил он. – Любви?! – Неожиданно это слово привело его в ярость.

– И даже шаль, которую мама оставила мне… – начала было Саида.

Все, что она говорила, потеряло для него всякий смысл.

– Не поддавайся им там, – сказала она, не поднимая глаз, чтобы он не видел ее слез.

Ман отвернулся.

18.24

Двадцать девятого февраля Ман стоял перед тем же магистратом, к которому его вызывали в первый раз. Полиция пересмотрела свое заключение, сделанное на основании свидетельств. Ман, согласно их новому пониманию дела, не хотел убивать Фироза, но намеренно нанес ему такое ранение, которое вполне могло привести к смерти. Это позволяло классифицировать преступление Мана как покушение на убийство. Данная формулировка удовлетворяла судью, и на ее основании он составил обвинение: