Достойный жених. Книга 2

В ходе последовавших дебатов бегум Абида Хан темпераментно выложила все, что думает по поводу того и другого вопроса. Всем известно, заявила она, что правительство прибегало в ходе предвыборной кампании к незаконным действиям – в частности, предоставляло своему кандидату государственные автомобили для разъездов, и, несмотря на это, министр, наиболее тесно связанный в общественном мнении с лишением заминдаров их собственности, вполне заслуженно проиграл выборы. Сама Абида Хан была избрана в Законодательное собрание, но большинство других членов ее партии не прошли, и это ее злило.

Ее выступление спровоцировало всеобщий скандал. Члены Конгресса возмущались ее стараниями разжечь затухающие угли завершившегося процесса выборов. И даже Л. Н. Агарвал, втайне радовавшийся неудаче Махеша Капура, осудил методы, применявшиеся в ходе выборов – но не членами Конгресса, а «отъявленными коммуналистами» определенного племени. В ответ бегум Абида Хан стала говорить о попытке убийства и «гнусном заговоре с целью стереть сообщество, находящееся в меньшинстве, с лица нашей общей земли». В конце концов спикеру пришлось ее прервать, сказав, что дело, на которое она ссылается, еще подлежит судебному разбирательству и вообще не имеет отношения к вопросу о том, чтобы вынести вотум благодарности губернатору за его речь.

Махеш Капур сидел, опустив голову и не участвуя в дебатах. Он присутствовал здесь только по обязанности и предпочел бы находиться в любом другом месте. Бегум Абида Хан, говоря о племяннике, который едва не отправился в мир иной, призывала Бога и спикера установить справедливость, чтобы кровавый злодей, нанесший племяннику рану, едва не ставшую смертельной, понес заслуженное наказание. При этом она театральным жестом указала пальцем на Махеша Капура и тут же направила палец к небесам. Махеш Капур закрыл глаза и представил себе Мана в тюрьме. Если раньше у него была возможность спасти сына, используя свое влияние, теперь такой возможности не было.

Вотум благодарности был принят, как и ожидалось, подавляющим большинством, затем последовали рутинные законодательные дела вроде объявления об утверждении президентом или губернатором тех или иных инициатив, об отставке членов Законодательного собрания, избранных в парламент, а также вынесения на обсуждение ряда постановлений, которые необходимо было принять в перерыве между сессиями. Затем сессия прервалась на несколько дней по случаю Холи, чтобы вновь собраться после праздника для вотирования бюджета.

18.27

Холи на этот раз никак не отмечали ни в Прем-Нивасе, ни в доме Прана. Все, что происходило в прошлом году: макание профессора Мишры в ванну розовой воды перебравшими бханга Маном и Имтиазом; мокрая и перемазанная розовым порошком Савита, со смехом и слезами обещающая отомстить; заботы госпожи Капур о том, чтобы все внучатые племянники и племянницы из Рудхии получили свои любимые сласти; газели в исполнении увешанной драгоценностями Саиды-бай перед восхищенной мужской аудиторией и ревнивой женской, столпившейся на балконе, – все это казалось какой-то неправдоподобной фантазией.

Единственное, что позволил себе Пран, – мазнуть красным и зеленым порошком по лбу Умы. Это был первый Холи в ее жизни, и отец благословил ее невинность и неведение о темных и трагичных сторонах жизни.

Лата пыталась заниматься, но ученье не шло ей в голову. Сердце ее было переполнено тревогой за Мана, сочувствием к его близким и волнениями, связанными со своей предстоящей свадьбой. Госпожа Рупа Мера, узнав о единолично принятом Латой решении, разрывалась между возмущением и восхищением дочерью. Перед тем как сообщить матери об этом, Лата показала ей письмо Хареша с выражением любви к ней и извинениями за свой внезапный отъезд. Не зная, то ли прижать дочь к груди, то ли дать ей сначала легкого тумака за то, что не посоветовалась с ней, госпожа Рупа Мера разразилась в конце концов слезами.

Само собой, о том, чтобы праздновать свадьбу в Прем-Нивасе, не могло быть и речи. От Санни-Парка Лата отказалась ввиду отношения Аруна к Харешу. Баллигандж, где жила семья Чаттерджи, отпадал сразу по нескольким причинам. Оставался только дом деда, доктора Кишена Чанда Сета.

Будь на месте Рупы Меры доктор Сет, он обязательно дал бы Лате тумака. Шлепнул же он когда-то Рупу Меру за то, что она, по его мнению, неправильно ухаживала за годовалым Аруном. Ему никогда не хватало терпения с людьми некомпетентными и своевольными. Он наотрез отказался поощрять свадьбу внучки, не говоря уже о том, чтобы помочь в подготовке к ней, так как никто не удосужился сперва с ним посоветоваться. Он ответил Рупе, что его дом не отель и не дхарамшала и пусть она поищет другое место.

– Вот так, – заключил он.

Госпожа Рупа Мера пригрозила, что покончит с собой.

– Давай, давай, – согласился ее отец. Он знал, что она слишком любит жизнь, особенно когда может с полным основанием считать себя обиженной.