Достопамятная жизнь девицы Клариссы Гарлов

Такъ, любезная моя воспитательница. Вотъ еще, о чемъ я тебя могу уврить. никогда не произойдетъ отъ меня того, что бы было предосудительно тому попеченію, которое ты имла о моемъ воспитаніи. Я претерплю все, выключая то принужденіе, чтобъ вручить свою руку тому, который никогда не можетъ имть никакого участія въ моей любви. Я постараюсь своимъ почтеніемъ, униженностію и терпніемъ преклонить сердце моего отца. Но предпочту всякаго рода смерть тому злощастію, чтобъ быть женою сего человка.

Я ужасаюсь, сказала она мн, итти съ столь ршительнымъ отвтомъ. Они припишутъ сіе мн. Но позволь мн разлучающейся съ тобою присоединить нкоторое примчаніе, которое я заклинаю тебя никогда не опускать изъ вида.,,Особы отличенные благоразуміемъ и такими дарованіями, какъ твои, кажется произведены въ свтъ для того, чтобъ возвысить своими примрами важность вры и добродтели. Сколько они виновны, когда заблуждаются! Коликая неблагодарность къ сему высочайшему существу, который ощастливилъ ихъ столь драгоцннымъ благодяніемъ. Какой ущербъ для свта? Какая рана для добродтели. Но я надюсь, что того никогда не скажутъ о двиц Кларисс Гарловъ.,,

Я не могла иначе отвтствовать, какъ своими слезами; и когда она меня оставила, подумала, что сердце мое купно съ нею отъ меня удалилось.

Я вздумала тотчасъ сойти и послушать, какимъ образомъ она была принята. Ей сдланъ былъ пріемъ соотвтственый ея страху. Хочетъ ли она? Или не хочетъ? Не испускайте пустыхъ слезъ, госпожа Нортонъ, (ты знаешь, кто ей такъ говорилъ) ршилась ли она или нтъ покаряться вол своихъ родителей?

Симъ хотли ей зажать ротъ во всемъ томъ, что она намрена была говорить въ мою пользу. Если должно изьясниться ничего нескрывая, отвчала она; то Кларисса согласится лучше умреть, нежели принадлежать когда нибудь… Другому, нежели Ловеласу, перехватилъ мой братъ. Вотъ любезнйшіе родители, какое послушаніе вашей дочери. Вотъ кроткое дитя Госпожи Нортонъ. И такъ сударыня вы можете отсюда удалиться. Мн приказано вамъ запретить всякое сношеніе съ сею развращенною двицею, поелику вы имя со всею нашею фамиліею дружество, потворствуете намреніямъ каждаго изъ тхъ, которые оную составляютъ. Потомъ безъ всякаго противорчія отвелъ ее самъ къ двери безъ сомннія съ симъ суровымъ и оскорбительнымъ видомъ, который надменные богачи принимаютъ на себя предъ бднымъ имъ не нравящимся.

Вотъ любезный другъ, какимъ образомъ лишили меня впредь совта разумнйшей и добродтельнйшей женщины, хотя я въ немъ ежедневно большую имю нужду. Правда я бы могла къ ней писать и получать ея отвты чрезъ тебя; но если станутъ ее подозрвать въ сей переписк, то я знаю, что она не согласилась бы показать лжи, или малйшаго притворства; и признаніе ея посл полученныхъ запрещеній лишило бы ее на всегда покровительства моей матери. Етотъ пунктъ нсколько для нея важенъ; ибо въ послдней моей болзни я просила мать, что если умру не сдлавъ ничего для сей рдкой женщины, то сама бы она доставила ей честное пропитаніе, которое можетъ быть ей нужно, когда она не въ состояніи боле будетъ содержать себя своею иглою, которая нын служитъ ей съ довольною выгодою.

Какіяжъ теперь будутъ ихъ мры? Не оставятъ ли они своихъ замысловъ узнавъ, что одно только непреодолимое отвращеніе длаетъ упорнымъ сердце, которое не по природ не преклонно? Прощай любезная пріятельница. Что касается до тебя, то будь щастлива. Кажется чтобъ совершенно быть таковою, единаго только не достаетъ въ теб свденія, что благополучіе твое зависитъ отъ тебя.

Кларисса Гарловъ.

Письмо XL. {*}

{* Продолженіе XXXVIII письма.}

Сонъ отъ моихъ глазъ столь далекъ, хотя уже и полночь, что берусь опять за ту матерію, которую принуждена была прервать, дабы удовлетворить твоему желанію, и тремъ нашимъ пріятельницамъ, сколько разсянныя мои мысли дозволятъ. Надюсь однакожъ, что мрачное молчаніе царствующее въ сей часъ, нсколько успокоитъ мой духъ.

Надобно оправдать себя совершенно въ столько же важномъ обвиненіи, какъ и то, что являю предъ нжнйшимъ моимъ другомъ. Я признаюсь сперва, что если Г. Ловеласъ кажется моимъ глазамъ сноснымъ, то симъ онъ обязанъ особеннымъ моимъ обстоятельствамъ, и смло утверждаю, что если бы ему противоположили человка разумнаго, добродтельнаго и великодушнаго, человка чувствительнаго къ нещастіямъ другаго, чтобы меня уврило, что онъ боле бы имлъ признательности къ уваженію обязывающаго сердца; если бы противоположили Г. Ловеласу такого качества человка, и употребляли бы такіяже прозьбы, дабы склонить меня къ принятію его, то я сама бы не понимала, еслибы такія же имли причины выговаривать мн за сіе непобдимое упорство, въ которомъ меня нын обвиняютъ. Самое лицо никакого бы мн не сдлало затрудненія. Ибо сердце должно имть первое участіе въ нашемъ выбор, какъ истинный свидтель добраго поведенія.