Достопамятная жизнь девицы Клариссы Гарлов

Мать моя благодарит тебя за твои к ней чувствования. Девица Кларисса Гарлов, сказала она прочтя твое письмо, заслуживает уважение и удивление от всего света. Ежели куда приедет, то посещением своим делает всех удовольствие; а когда уезжает, то оставляет всех в печали и сожалении.

Такие приписывает она тебе похвалы, и я тому чрезвычайно рада, и нимало тому не завидую. Но сказать ли тебе правду; если бы было у меня двадцать братьев Иамесов и двадцать сестер Арабеллов, ни кто бы из них не осмелился поступать со мною так, как они поступают с тобою. Кто много сносит, на того больше и падают.

Рассказала я матери моей, каким образом ты была принята по твоем приезде; сказала ей, какому тебя хотят отдать скоту, и каким образом тебя к тому принуждают. Она начала представлять мне свое для меня снисхождение относительно упорства моего против того человека, которого она мне предлагает, и против которого по мнению ее нет никакой причины противоречить. После того начала описывать мне, сколько я обязана ей за ее ко мне милость и благосклонности. И так думаю я, что не должно ей давать знать ничего более; а особливо уверена, что будет она опорочивать мою с тобою переписку, и твою с Ловеласом; к тому ж соглашается она во всем с дядею твоим Антонином; и для подавания дочери своей примера не возьмет никак твоей стороны, как бы она ни была справедлива.

Но угадаешь ли, любезная приятельница! чем ласкает себя старой сей проповедник, а именно, дядя твой Антонин частыми своими к нам посещениями? Между им и матерью моею примечаю я некоторые тайности, и часто вырываются у них на лице небольшие улыбки. Осыпают друг друга похвалами в порядочном смотрении домашнего хозяйства; жалуются на леность и нерадение служителей. А между сими жалобами, похвалами и восклицаниями бросают друг на друга иногда нежные и страстные взоры. Часто в разговорах своих доходят они до такой забывчивости, что не слышат того, как я приду к ним в комнату. Признаюсь, любезная приятельница, что сие мне не очень нравится. если бы не знала я, что сей застарелой жених столько же требует времени на то, чтобы решиться вступить в супружество, сколько они полагают жить вместе, то подняла бы за сии посещения шум, и предложила бы матери моей г. Гикмана, как такого человека, которой для нее гораздо пристойнее. Недостаток в летах дополняет он своею важностью. И если ты не будешь меня бранить, то скажу я тебе, что происходит между ими некоторого рода жеманство, а особливо когда сей человек надеясь на благосклонность к нему моей матери начинает беспокоить меня вольными своими разговорами.

Ты говоришь мне, что мысли твои не заняты никем другим ни мало, как в том подозревают тебя многие. Какая была нужда дать мне повод думать, что в прошедшей месяц было такое время, которое было сколько нибудь благосклонно сему другому, и племянница имела причину благодарить дядей своих за их терпение?

Однако ж оставим сие. Меня тебе не должно опасаться; и на что ты скрываешь от меня свои чувствования? Сокровенность возбуждает всегда любопытство.

При сем позволь тебе признаться, что все твои родственники очень дурные политики; и не понимают того что противоборствуя ему так усильно сражаются в его пользу; и я бьюсь об заклад, что Ловелас не смотря на все его уважение и тщательность провидел гораздо далее, нежели в том осмеливается признаться. Одним словом, предузнал он что поступки его гораздо больше сделают ему пользы нежели сам он своею особою. Не говорила ли ты мне некогда сама, что нет ничего проницательнее любовничья самолюбия, по тому что часто может показывать ему то чего нет, и не открывать ему того, что есть в самом деле; а в Ловеласе не без самолюбия.

Наконец, любезная приятельница! из всех его поступок и чувствований примечаю я, что он видел гораздо больше меня, гораздо больше нежели ты то себе воображаешь, и гораздо больше нежели ты видишь сама; ибо в противном случае не преминула бы ты меня о том уведомить.

Уже для успокоения его относительно полученных им обид и досад возобновляющихся ежедневно, вошла ты с ним в особливую переписку. Знаю, что во всех твоих письмах не может он хвалиться ни чем нимало. Однако ж не малой важности и то, что ты к нему писала, и согласилась получить его письма, учиненное при том условие, чтобы переписка сия была потаенна, не означает ли, что между тобою и им есть какие нибудь тайности, о которых не хочешь ты, чтобы свет был известен. Сию тайность некоторым образом составляет он сам. Такая благосклонность не подает ли любовнику вида сердечного дружества? не удаляет ли также и фамилию на довольное расстояние?