Дотянуться до моря

Аббас вынул из кармана телефон, поводил пальцем по экрану и повернул аппарат дисплеем ко мне. На переднем плане довольно смазанной и к тому же повернутой почти по диагонали дисплея фотографии тем не менее была вполне ясно различима Ива с выражением крайнего изумления на лице, широко расставленными руками и коленями попирающая белые простыни некоей кровати. Весь низ фотки занимала свисающая вниз голая Ивина грудь, нерезкий задний же план был посвящен обнаженному мужскому торсу, обрезанному ровно по кадык. Отдельным ярким пятном выделялась попавшая под свет из-за рамки левая рука мужчины, крепко, по-хозяйски облапившая изящную выпуклость Ивиного зада. Не нужно было быть звездой интеллектуальных викторин, чтобы понять, чем занимаются запечатленные на фото персонажи. Однако в отличие от женщины, чью личность можно было считать достоверно установленной, мужчина на фото сохранял инкогнито. Правда, комплекцией мужчина удивительно походил на меня, но мало ли на свете мужчин с неидеальной фигурой? И если бы не одна деталь, точно можно было бы констатировать только, чтонекий Мистер Икс шпарит Иву в позе, Кама-Сутрой определяемой, как «по-собачьи», в русском же языке получившей меткое определение «раком». И лишь эта самая деталь в виде часов Omega Seamaster с синим циферблатом на запястье мужчины, точно таких же, как в эту минуту поблескивали у меня на руке, делала инкогнито Мистера Икс не столь убедительным. Ну, а я — я точно знал, где, когда и при каких обстоятельствах было сделано это фото: десять дней назад, в Турции, в Ивином номере, Дарьей на ее мобильный телефон, причем, очевидно, случайно, в результате нечаянного нажатия на значок камеры на экране. Я посмотрел на Аббаса — он с усмешкой смотрел на ту самую деталь у меня на запястье.

— Не факт, — скорее из принципиального нежелания признавать поражение, чем из готовности и дальше отстаивать свою правоту, помотал головой я. — Иву Эскерову на фото вижу, себя — нет. Котлы похожи, и не более того.

— Ай, молодца! — со смехом шлепнул себя по коленке Аббас. — Уважаю! Несознанка — по всем понятиям фасон правильный. Только мне твоя чистуха без надобности, мне и так все доподлинно известно. Покойная перед смертью сама обо всем просыпалась, с подробностями, с датами. Каялась, прощения просила.

Аббас снова встал, прогулялся к столу — в вазе зашипела вторая сигарета — и обратно.

— И — знаешь что? — спросил он с задумчивым выражением лица. — Я ее не простил.

Я с удивлением поднял глаза на Аббаса — на его лице застыло странное, отсутствующее выражение.

— Так это ты ее? — внутренне содрогнувшись от внезапной догадки, спросил я.

Аббас перевел взгляд на меня, прищурился. Потом протянул руку, взял из кучки вещей из моих карманов, лежащих на диване, мой айфон, разблокировал засветившийся голубым светом экран, потом надавил на кнопку включения — экран погас, телефон выключился.

— А то запишешь еще меня, — осклабился он, — или сфотографируешь. Все злодеи в американских киношках в конце сыплются на чем-нибудь в этом роде. Обвиняемый в убийстве предъявил суду фото живехонькой жертвы! Вот был бы номер, хе-хе!

И он с презрением бросил айфон обратно в кучку моего карманного скарба. Аппаратик звякнул о связку ключей и обиженно забился под черный лопатник с документами. Я посмотрел на его торчащий из-под лопатника треугольный краешек, и мое сердце зачастило от неожиданно пришедшей в голову идеи. А Аббас, поудобнее утверждаясь на заскрипевшем под ним подлокотнике, широко расставил ноги и крепко уперся руками в колени.

— Нет, я ее не убивал, — со снисходительной улыбкой сказал он. — Убийство в исламе — тягчайшее преступление. Небо моей души чисто и безоблачно, и я не хотел бы начинать новую жизнь со смертного греха. Она сама. Она пила коньяк, который привезла тебе, плакала, жаловалась на одиночество. Все бросили ее, даже родная дочь уехала к какому-то Володе. Она умоляла простить, принять ее обратно, соглашалась на все. Но я объяснил, что два раза в одну воду войти невозможно. Я просто рассказал ей, что тебя посадят за мое убийство, а на нее неизбежно падет подозрение в сговоре с тобой. Вы амурничаете много лет, даже фотофиксация имеется. Вот вы и решили избавиться от мужа — мотив стопудово убедительный. Она сказала, что всем поведает, что я жив, на что я ответил, что для нее это, учитывая ее наследственность, прямой путь в Кащенко, потому что я умер, что документально подтверждено генетической экспертизой. Она сама поняла, что у нее нет другого выхода, я просто помог ей принять правильное решение.

— И ты смотрел, как она перелезает через парапет балкона, как соскальзывает ее нога, как она в последней попытке удержаться, ломая ногти, цепляется за перила? — тихо спросил я. — Видел последний, смертный ужас в ее глазах? Видел и не помог?