Дотянуться до моря

— Эк ты все красочно описал, шеф! — весело рассмеялся Аббас. — Будто в первом ряду сидел. Нет, всего этого не видел, когда я уходил, она была жива-здорова, только пьяна очень. Но все равно я очень удивился, узнав, что она прыгнула. Нормальный человек на такое не способен, но она и не была нормальной. Собственно, я всегда знал, что она е…анутая, еще с той истории с цыганкой, помнишь? А после того, как ее мамаша отравилась газом, и подавно. Так что все очень удачно — и руки мои чисты, и справедливость восторжествовала.

— Справедливость? — воскликнул я. — Ты называешь смерть жены справедливостью?

— Перед богом она мне давно не жена, — спокойно возразил Аббас. — С тех пор, как изменила с этим Эдуардом. Надо было тогда бросать ее к чертовой матери, жаль, не решился из-за Дашки. А насчет справедливости… Господь распорядился о смерти ее, не я, и значит, это справедливо. Вот насчет тебя, например, он по-другому определил. Честно говоря, я сначала замочить тебя хотел, шеф, как и обещал в одном памятном нашем с тобой разговоре. Потом решил — разорю и посажу. С помощью дурочки Лидии Терентьевны долго сплетал для тебя на Министерстве сеть, но ты выскользнул из нее, деньги почему-то повез этот еврей Питкес. Но ничего, то, что ему досталось, тоже справедливо: отлилось, что он пасть свою на меня раскрывал, козел старый. И в результате Аллах решил, что правильно будет, если остаток жизни ты проведешь в тюрьме за мое убийство, и помог мне осуществить этот в высшей степени непростой запасной сценарий. А ведь ввиду его сложности я сначала на него даже не рассчитывал! Можно ли после всего сомневаться в том, что все, происходящее с нами, справедливо?

Родившаяся в моей голове идея уже успела обрести очертания плана, и первым его пунктом значилось, чтобы Аббас снова, как десять минут назад, вышел из себя, потерял самообладание.

— Ну, а тебе-то Господь какое, по-воему, будущее уготовил? — презрительно усмехнувшись, спросил я. — Продолжать прозябать тебе где-нибудь под чужой фамилией, как раньше прозябал под своей? На содержании у какой-нибудь немытой Зубейды, как ты был на содержании у Ивы при жизни?

Стрела попала в цель — на лбу Аббаса вздулись жилы, на скулах заходили желваки.

— Ай-яй, обо всем просыпалась, сука! — сокрушенно замотал головой он. — Ну, ладно, ей уже поделом досталось, и тебе скоро небушко с овчинку покажется. А насчет меня, чтоб ты знал, шье-еф, у всевышнего такие планы. Вот закончу я сейчас с тобой, и останется еще с одним вражиной моим разобраться, с Остачним. Ему я тоже интере-е-есную шутку приготовил, и может быть, в этот момент эта шутка уже шутится. Ну, а потом ждет меня дорожка дальняя, в края дивные. И чтобы не было у меня в тех краях ни в чем ни нужды, ни заботы, открыл мне господь кладовые тайные, запасники волшебные. Так что теперь я богаче многих богатых, богаче вас с Сашей Качугиным со всеми вашими стройками и магазинами. Не веришь, шеф? На, смотри!

И Аббас, опустив руки в карманы пальто, быстро вытащил их наружу, причем в каждой руке у него было зажато по несколько пачек сиреневых ассигнаций, в которых без труда угадывались купюры в пятьсот евро.

— Считать умеешь, шеф? — озорно воскликнул он. — В каждой пачке по пятьдесят тысяч евро. Сколько их тут у меня? Так, в правой руке — три, а в левой? В левой аж четыре! Итого — семь. Семь на пятьдесят будет, если не ошибаюсь — триста пятьдесят! Триста пятьдесят тысяч евро в кармане у того, кому ты только что предсказал будущее бомжа-альфонса. И они у меня в карманах потому, что это — так, карманные расходы. Я могу их выбросить сейчас из окна или подарить первой попавшейся шлюхе, если мне понравится, как она сосет. Помнишь, как в сказках Тысячи и одной ночи: «Берите, у меня много», ха-ха! Откуда? Ты спрашиваешь, откуда? Представляю, как тебе хочется знать, откуда у того, которого вы с этой сукой Ивой низвели в своих представлениях до никчемного, конченного человечишки, ничтожества, писали со счетов, вычеркнули из списков, такие деньжищи? Не узнаешь, не догадаешься, не тужься!

Он бросил деньги на диван, возбужденно подскочил ко мне, уперся руками в подлокотники кресла, его лицо оказалось в сантиметрах от моего.