Дотянуться до звёзд

Если я протяну руку и возьму эту любовь, это разрушит три жизни. Коннор вступил в армию и теперь отравляется на войну, потому что хотел доказать, что достоин любви. Отем отдала ему свое сердце и тело. Мое будущее туманно, я не знаю, что станется со мной через две недели. Здесь и сейчас я знал только одно: именно я бездумно играл с сердцами Коннора и Отем, и если я все не исправлю, то потеряю их обоих.

Глава двадцать девятая

Отем

– Ау! Юная леди!

Я моргнула и подняла глаза на стоявшую у прилавка покупательницу.

– Извините, что?

Кипя от гнева, женщина потрясала пакетом с выпечкой.

– Я просила медвежий коготь[13]. Это не медвежий коготь.

– Ой, мне так жаль. Я сейчас все исправлю.

Я взяла щипцы и пакет для выпечки и попыталась подцепить последнюю оставшуюся на подносе булочку.

«Три дня. Они уезжают через три дня».

Медвежий коготь вывалился из щипцов, упал на пол и развалился на кусочки.

– Ну, это просто потрясающе! – рявкнула покупательница. – И, конечно же, это был последний?

– Простите, – пролепетала я. – Мне так жаль, я не могу…

Я закрыла лицо руками, пытаясь сдержать нахлынувшие эмоции, но слезы сами брызнули из глаз, и я убежала на кухню, к Эдмону.

– Ma chère?

Я села на перевернутую корзину из-под муки, скорчилась, обняла себя руками, борясь с рыданиями.

– Филипп, встань за прилавок, – услышала я голос Эдмона. Потом он присел передо мной на корточки.

– Ma fille, qu’est-ce qu’il y a? [14]

– Простите, Эдмон. Не могу сосредоточиться. Я в полном раздрае.

– Скажи мне, дитя мое, что стряслось?

– Через несколько дней Коннор и Уэс уезжают, сначала будут проходить специальную подготовку, а потом их отправят на Ближний Восток.

– Я знаю мистера Уэса. Mon homme tranquille. Коннор – это твоя любовь, да?

Я буквально не знала, что на это ответить. С того утра, когда Коннор тихо выскользнул из моей постели, мы почти не разговаривали. Он прислал несколько сообщений, в которых писал, что готовится к отъезду, и это отбросило меня в ту точку, где я находилась перед его отправкой в тренировочный лагерь, – в ад неизвестности, так что я снова не понимала, на какой стадии находятся наши отношения и что чувствует Коннор. Любовь, которую я ему отдала, не была потеряна – он просто запихнул ее в задний карман, уходя из моей спальни. Я понятия не имела, хранит ли он ее или выбросил за ненадобностью.

«Ему тоже страшно, – думала я. – Ты тут носишься со своими сердечными переживаниями, а он рискует жизнью».

Бессодержательная мысль, но ничего другого у меня не было.

– Да, Коннор – мой парень, – сказала я наконец.

– Тяжелая ситуация, – пробормотал Эдмон. – Я боюсь за него и за моего тихого молодого человека. А также за мою задумчивую девушку, которая печется о них обоих.

Во мне снова взыграли страх, любовь, боль, грозя захлестнуть меня с головой. Доброта Эдмона де Гиша была как спасательный круг. Я легко могла позволить ему меня обнять, ухватиться за него изо всех сил и заплакать навзрыд, чтобы как-то пережить эту бурю.

Вместо этого я заставила себя сделать глубокий вдох, а потом выдох.

– Я боюсь за них, и из-за этого становлюсь слезливой. Только и всего.

Эдмон нахмурился.

– «Только и всего»? Но это же очень важно!

В кухню заглянул Фил.

– Мистер де Гиш? Тут уже начинает пахнуть жареным.

– Хочешь взять выходной? – предложил мне Эдмон.

– Нет-нет. Со мной все хорошо. – Я промокнула глаза фартуком. – Я справлюсь.

Я должна справиться, потому что не могу позволить себе пропускать работу.

Прежде чем мы вышли из кухни, Эдмон положил руки мне на плечи.

– В тебе столько нерастраченной любви, что хватило бы на тысячу сердец. Когда разбивается одно сердце, может пролиться тысяча слез, но никогда не плачь от стыда. – Он потрепал меня по щеке мясистой ладонью. – На любовном фронте даже потери случаются не просто так.

Я улыбнулась и кивнула, но в душе не согласилась с Эдмоном. Потеря любви – это все равно потеря. Разрыв с Марком научил меня лишь одному: я слишком доверчива и все равно продолжаю надеяться. Надеяться на любовь, даже если она причиняет боль. Эдмон мог бы сказать, что в этом моя сила. Но, сидя на перевернутой корзине из-под муки, с залитым слезами лицом и ноющим от боли сердцем, я чувствовала себя потерянной.

* * *

Эдмон уехал домой в три часа, оставив Фила и меня заканчивать рабочий день, с тем чтобы закрыться в пять часов. Без пятнадцати пять дверь открылась и вошел Уэстон.

У меня учащенно забилось сердце. Невозможно было не заметить, как возмужал Уэстон после тренировочного лагеря. Он и прежде был физически крепким, но сейчас, одетый в черные джинсы, черную рубашку и черную куртку, он выглядел совершенно иначе. В нем появилось что-то кошачье – грация и сила, а также новая, опасная красота.

– Привет, – сказал он.