Доверие

— Нет, меня Гербер не испортил, — воскликнул Хейнц. Элла и Тони за соседним столиком навострили уши. Голос у Хейнца, когда он волновался, становился пронзительным. — Он наслушался всякой всячины там, в России… Поверил, что их старик был самым великим человеком всех времен и что если мы, мол, вкалываем, то ведь народное предприятие — наша собственная собственность…

Кто-то, вероятно, толкнул Хейнца под столом, потому что он вдруг умолк. Они пригнулись, чтобы можно было говорить потише. Элла заметила, что ее Хейнер, точь-в-точь как дома, смотрит в рот Бернгарду. Она вдруг поднялась.

— Надо мне немножко размяться. Хоть вокруг дома пройдусь. Пойдешь со мною, девочка? — И без обиняков спросила Тони: — Вы, значит, теперь вместе, ты и Хейнц? А я и не знала.

— Мы иногда встречаемся, — ответила Тони, — по воскресеньям.

— Послушай, Тони, — тараторила Элла, — ты всегда мне нравилась. Махонькая была девчушка, а уже своя голова на плечах, не поехала к отчиму, осталась у деда с бабкой, потому что у них тебе больше нравилось, чем в деревенском трактире. Наверно, у них что-то вроде этого заведения. В воскресенье там погулять еще куда ни шло, но всегда… Скажи, а с этим, как его, Хейнцем, у вас все по-настоящему, да?

— Я же тебе сказала, Элла, нет, не по-настоящему.

Она задумалась. Элла оставила ее в покое — видно, сама о чем-то размышляла.

— Иной раз это было уж близко. Но что-то встало между нами.

— Ах, оставь, — проговорила Элла, — если вы уже вместе, то со всем миришься.

Тони рассердилась.

— Нет. Если между нами становится что-то совсем мне чужое, то все, никакого чувства во мне не остается. Все равно что дверь захлопнулась.

Элла расхохоталась; смеясь, она выглядела такой же красивой, как прежде, но и чуть-чуть печальной.

— Так вот ты какая, — сказала Элла. — Наверно, бог тебя такой создал. Мне много раз приходилось мириться, а теперь, думаешь, по-другому? По-другому у меня было только с первым мужем. Его убили на фронте. Думаешь, так лучше?

— Я не понимаю тебя, Элла, — в смятении воскликнула Тони.

— И слава богу, — отвечала та, — успеешь еще понять.

— Нет. Такое не повторится. Не может больше быть, чтобы убивали того, кого любишь.

Элла ничего ей не ответила. Они вернулись к своему столику. Становилось прохладно. Посетители расходились. Правда, жена Бернгарда и разряженная таинственная незнакомка, которую привел с собой Улих, без Эллы и Тони живо нашли тему для разговора.

На обратном пути Тони и Хейнц, как признанная парочка, шли впереди.

— О чем ты сейчас думаешь? — спросил Хейнц.

Но ответ только витал на устах Тони.

Он настаивал:

— Скажи!

— Если ты думаешь, Хейнц, о том, чтобы уехать от нас, почему ты вмешиваешься во все эти разговоры? Какое тебе дело до новых норм? Ведь тебя они уже не касаются.

— Оставь, — сказал Хейнц. — Ты неправильно меня поняла. Ах, ты совсем, совсем меня не понимаешь.

4

На обратном пути Элла и Хейнер еще раз заглянули к Дросте. Элла уступила мужу, хотя была очень утомлена.

С тех пор как она уверилась, что у нее будет ребенок, ее отношение к Хейнеру полностью переменилось. Она избегала любой, даже мелкой, ссоры, словно приступы ярости, овладевавшие Хейнером, могли помешать нормальному развитию плода. И не от ума это шло, просто она была благодарна мужу. Элла была опорой Альвингера на новом предприятии, некогда электроламповом заводе Зуттнера. Тем не менее ее благодарность к Хейнеру не знала границ, ведь это от него она ждала ребенка. От Ханса, первого мужа, как она ни любила его, детей у нее не было.

Вечером она тихонько попросила Хейнера хотя бы проводить ее домой. Все за столом были удивлены мягкой ласковостью Эллы Буш — так ее все еще называли по привычке. Хейнер, вставая, сказал:

— Я сейчас вернусь.

Элла взяла его под руку. Они молча шли сквозь теплую ночь. У самых дверей она попросила:

— Пожалуйста, Хейнер, подымись со мной наверх.

— И не подумаю, — отвечал он.

— В таком случае проводи меня к Эндерсам, — спокойно сказала она, — я лягу с Лидией. — И добавила: — Не могу я терпеть, когда ты возвращаешься от Дросте, как в последний раз. Лучше мне пойти к Эндерсам, но ты, Хейнер, не бойся, причины я им не скажу, не хочу, чтобы на заводе пошли разговоры.

Хейнер понял ее намек. Надо, чтобы ничто не помешало Рихарду Хагену вновь принять его в партию, на этот раз его репутация должна была остаться незапятнанной.

К удивлению Эллы, Хейнер воскликнул:

— Плевать я хотел на твоего Рихарда Хагена, пусть убирается ко всем чертям!