Доверься мне (ЛП)

— Я люблю тебя, — его слова разбитые и будто раскрошены. — Я люблю тебя, Олли.

— Знаешь, я никогда до этого момента не сомневалась в этом, — по правде говоря, какая-то отчаянная, садистская часть меня все еще верит ему, или, по крайней мере, хочет верить. Этот человек только и делал, что погружал меня в непоколебимую, здоровую, страстную и фанатичную любовь.

И все же мы здесь. Вот к чему все привело. Это то, чего я ожидала, когда мы впервые встретились, то, что слишком долго держало меня в страхе и не позволяло к нему приближаться. Но это совсем не то, что я чувствовала последние шесть месяцев.

Тем не менее, это не мешает мне сказать ему:

— Я никогда не перестану любить тебя, даже если ты окончательно сломал меня, — я не знаю, делает ли это меня слабой или храброй. Я просто знаю, что, хотя я сажусь в машину, включаю заднюю передачу и начинаю выезжать с подъездной дорожки, я совсем не хочу этого делать.

Я смотрю, как Картер молча рыдает, в то время как я разваливаюсь на куски внутри себя, и все кажется мне таким неправильным, таким разрушительным.

Я не знаю, куда мне идти. У меня нет дома, и человек, который нужен мне больше всего на свете, единственный, кто может забрать всю эту душевную боль — ее же и принес.

Часы посещения начинаются только в восемь, поэтому я сижу на парковке и рыдаю, пока не убеждаюсь в том, что меня уже не собрать воедино. Когда я врываюсь в комнату, я вижу, что мужчина, которого я ищу, сидит за маленьким столиком на балконе и выглядит почти таким же разочарованным, как и я.

Он отрывает голову, обветренные голубые глаза слепо ищут своего посетителя.

Все мое тело разваливается на куски, когда я выкрикиваю его имя.

— Хэнк.

— Оливия, — он стоит, широко раскинув руки. — Иди сюда, милая.

ГЛАВА 49

ВЕЧНОСТЬ ПО ПОДЪЕЗДНОЙ ДОРОЖКЕ

Вечность — забавное понятие.

Люди постоянно говорят о ней. Это единственное, чего они хотят — вечная жизнь, о которой они всегда мечтали, с людьми, которыми они так дорожат.

Но ничто не длится вечно, не так ли? Мы проводим наши дни в ожидании определенного момента, хотим, чтобы он длился долго. Мы ждем человека, которого никогда не захотим отпускать, и когда он появляется — мы за него хватаемся. Делаем это очень крепко, говорим, что он — наша вечность, и мы никогда от него не откажемся.

Дело в том, что иногда (в большинстве случаев) это не зависит от нас. Мгновения приходят и уходят, и люди тоже. Иногда эти вещи отслуживают свой срок — они встают и уходят добровольно. А иногда их крадут у вас, заставляют их уйти, вырывают из ваших рук, пока вы изо всех сил держитесь.

Двенадцать часов назад у меня была вся вечность. У меня было все, о чем я всегда мечтал. Черт, я даже убедил себя, что у меня все еще есть мой отец, прямо внутри меня, там, где, по словам Оливии, он всегда будет.

А теперь у меня ничего нет.

Сейчас я чувствую себя пустым, разбитым и потерянным, но самое тяжелое — это мое чувство вины.

Кубок Стэнли стоит на моем столе, занимая место. Напоминание о том, чего я не заслуживаю, о чем-то бессмысленном. Я всю жизнь работал над этим, говорил себе, что это все, чего я хочу. Но я ошибался, не так ли?

Потому что Оливия — моя мечта, и без нее все это ничего не значит.

Я не смотрел на фотографии, статьи. Мне это и не нужно. Я был там, когда камеры были у наших лиц, освещали ночь вокруг нас. Я знаю, как это выглядит, как это должно было выглядеть. И я знаю, что просто стоял перед женщиной, которую люблю, и не прогнал ее страхи. Не рассказал ей правды, о которой она умоляла, а именно: прежде чем я бы так поступил, я бы уничтожил себя в пух и прах. Слова не шли, застряли на языке, застряли в горле, потому что меньше всего на свете я хотел быть человеком, который разочаровал ее, причинил ей боль.

Но я не знаю, как решить эту проблему, как разобраться с этой кашей из дерьма, и в этом кроется проблема. Как я могу открыть рот и быть честным с ней, когда у меня нет оправданий?

Я хотел бы обвинить алкоголь, но я совершенно трезв. Что-то внутри меня не работает. Связь, которая разрывается при одной только мысли о жизни без моей лучшего друга. Мои руки не перестают дрожать, сердце колотится, и с каждым проведенным мгновением с телефоном в руках, со взглядом на поток сообщений, звонков от всех, кроме единственного человека, которого я хочу услышать, мне становится все хуже.

Потому что этот телефон. Из-за этого гребаного телефона проклято мое существование, я ненавижу его.

Я смотрю на экран, на обои моего телефона. Ее улыбающееся лицо, «Орео» в ее руке. Она для меня все, моя девочка, и я не могу любить ее сильнее, чем сейчас. Мой большой палец зависает над папкой с ласковым названием «Моя тыковка», но я не могу этого сделать.

Почему я был таким глупым?