Доверься мне (ЛП)

— О. И ты боишься, — она не спрашивает, она говорит. Моя мама всегда была одной из моих лучших подруг, поэтому она так сильно расстроилась, когда я собрала вещи и переехала на другой конец страны. Она знает меня как свои пять пальцев, и я ничего не могу от нее скрыть.

— Ужасно.

— Что тебя пугает больше всего?

— Того, что я в него влюблюсь.

— О, милая, — мама смеется. Это одна из тех насмешек, когда ты ждешь, что она скажет: — Какая же ты наивная дурочка, — когда закончит. — Мне не хочется говорить тебе это, дорогая, но если ты боишься влюбиться в него, что ж… ты уже на полпути к этому.

Я засыпаю, повторяя ее слова в голове, и когда на следующее утро мы с Аланной выходим из дома, в кармане моего пальто раздается звук уведомления. Я достаю его, запираю дверь, и, спускаясь по ступенькам, открываю сообщение Эммета.

Эммет: Театр 4, ряд L, места 10 и 11. Сегодня в 19:30.

Эммет: Свидание с ним все еще в силе.

Воздух вокруг меня замирает, когда я перечитываю детали, которые Картер тщательно выбирал для нашего свидания в кино, когда мы свернулись калачиком у камина на его балконе — последний ряд, места в центре.

Свидание с ним все еще в силе.

Странное, но желанное спокойствие разливается по моему животу, поднимается в грудь, позволяя моим плечам распрямиться, а позвоночнику выпрямиться. Я чувствую себя легче, как будто с меня сняли груз. Возможно, с меня сняли вес моего страха или нерешительности. Все это способно тянуть вниз, как якорь, и я совру, если скажу, что не позволяла им тянуть меня вниз с того самого момента, когда мое сердце впервые заколотилось при виде этого.

Аланна дергает меня за руку.

— Почему ты так улыбаешься, тетя Олли?

Я натягиваю ей на уши кепку «Ванкуверских гадюк».

— Я просто счастлива, милая.

Она улыбается мне.

— Счастье тебе к лицу.

И ощущается оно также прекрасно.

ГЛАВА 19

ПРИЯТНЫЕ СЮРПРИЗЫ

Надежда — забавная вещь, совсем как время.

Время либо мчится, либо тянется. Я считаю, середины нет. Когда дела идут не так, как тебе хочется, время замирает. Ты чувствуешь, что застрял, застыл на месте, и твои ноги не поднимаются, чтобы сделать шаги, необходимые для движения в том направлении, в котором ты хочешь двигаться. Последние двенадцать дней я хотел одного из двух: либо заполучить девушку, либо забыть ее. Первое было предпочтительнее, но с каждым тянущимся днем я все больше готов был принять любой из этих раскладов, лишь бы избавиться от тяжелого облака, нависшего над моей головой.

А потом она, блин, улыбнулась мне, и словно кто-то нажал кнопку на секундомере, время запустилось и полетело вперед. Теперь я мчусь в выходные, с нетерпением ожидая встречи с ней.

Надежда работает так же. Без надежды все кажется медленным и темным, как ночь, которая никогда не закончится, пока ты ищешь дневной свет, ожидаешь его появления.

И вдруг ты видишь ее. Яркий луч улыбки, расцветающий на ее лице, блеск ее шоколадных глаз, когда они встречаются с твоими через всю комнату, и все меняется. Дверь распахивается, показывая тебе солнечный свет снаружи, надежду, и ты делаешь шаг прямо в это чувство, ощущая тепло, что касается твоей кожи, как тепло ее взгляда.

Хотя мне все еще не нравится этот жестокий, кусачий холода.

— Какого хрена мы не могли остаться у тебя? — ною я Хэнку. — Слишком холодно, чтобы быть на улице.

— Дублину нужна физическая нагрузка, — его пальцы сжимают мое предплечье, пока мы идем по улице. — А тебе, откровенно говоря, нужно бросить все это нытье, которым ты занимаешься. Вот почему я всегда говорю, что Дженни — лучшая из детей Беккетов.

— Лучший ребенок Беккетов, вот это да, — бормочу я, ведя Хэнка к скамейке в парке Стэнли.

Я знаю Хэнка больше семи лет. Мы столкнулись чисто случайно, или так мне показалось. В тот самый момент, когда я нуждался в нем больше всего. Он остановил меня от ошибки, которая могла испортить мою жизнь до неузнаваемости и положить конец моей еще не начавшейся на тот момент карьере. И с тех пор он неизменно остается одним из моих лучших друзей, несмотря на нашу почти шестидесятилетнюю разницу в возрасте. Он — моя семья, и я считаю, мне очень повезло, что он есть в моей жизни.

— В последнее время ты сам не свой, — тихо говорит Хэнк, поднося кофе к губам.

Я смотрю на Английский залив. Суровая зима превратила воду в гладкий голубой лед, и под ярким солнцем он ярко блестит. Я делаю глоток своего кофе. Горячая жидкость согревает меня.

— Не совсем.

— У тебя на уме та девушка. Красивая брюнетка.

Я смотрю на него, улыбка на моих губах. Нет смысла спрашивать его, как он узнал об Оливии. Он следит за мной больше папарацци.

— Да.

— Ты спишь с ней?

Я поперхнулся.

— Откуда, черт возьми, ты это знаешь?

Он хитро гордо улыбается.

— Вы кобель, мистер Беккет. Ты спишь со всеми.

— Эй, — я подталкиваю его плечо своим. — Помягче, старик.

Хэнк смеется, потирая трясущейся рукой челюсть.

— Я могу сказать, она тебе нравится.