Довлатов и третья волна. Приливы и отмели

Должен сказать, что я еще в 1980 году объяснял (как старший товарищ) Вайлю и Генису следующее. Если писатель лишен чувства юмора, то это – большое несчастье, но если он лишен чего-то обратного, скажем, чувства драмы, то это – еще большая трагедия. Все-таки, почти не нажимая педалей юмора, Толстой написал «Войну и мир», а без драматизма никто ничего великого не создал. Чувство драмы было у Тэффи, у Аверченко, не говоря о Зощенко или Булгакове. Разве что одни лишь Ильф с Петровым обходились (и то не всегда) без этого чувства, создавая чудные романы. Короче, мне все время вспоминаются слова Бердяева: «Некоторым весело даже в пустыне. Это и есть пошлость». Это Бердяй (как его называет Бродский) имел в виду нашу русскую прессу в Америке.

Довлатов не хотел быть юмористом, значит, он должен им быть. Знакомый нам по плодотворной для него конференции Джон Глэд издал книгу «Беседы в изгнании: русское литературное зарубежье». В ней интервью с русскими писателями, принадлежащими в основном к «третьей волне». Для рубрикации «изгнанников» автор придумал оригинальную классификацию. Там есть «моралисты»: Горбаневская, Горенштейн, Коржавин, Зиновьев. Присутствуют «реалисты», представленные Максимовым, Некрасовым, Лимоновым. Есть даже «эстеты»: Бродский, Цветков, Хазанов, Соколов. Довлатова мы видим в пестрых рядах «фантастов и юмористов» – рядом с Алешковским, Сусловым, Аксёновым и Войновичем. Странная компания.

Работа в «Петухе» не способствовала росту любви к юмору. Приходилось выбирать материалы между второй категорией свежести и разносортицей. Увы, но журнал столкнулся с проблемой, которую не сумел решить. Речь идет об отсутствии собственных авторов. Консон и Довлатов не могли платить за тексты – система расчетов с помощью рекламы книг не рассчитана на постоянное применение. Это привело к двум последствиям. Во-первых, постоянно уменьшался объем журнала. Первый номер – шестьдесят страниц. Четвертый – пятьдесят страниц. Во-вторых, даже этот сократившийся объем приходилось поддерживать перепечатками из советской и эмигрантской прессы. К Дон-Аминадо с неизбежностью прибавился Аверченко. За советским текстом Аксёнова последовали Горин, Ильф и Петров, Каверин. Неожиданно вынырнул рассказ Айзека Азимова «Зрелость». Забавно, что, представляя американского писателя читателям «Петуха», журнал отрекомендовал его следующим образом:

Выдающийся американский писатель-фантаст, а также – крупный ученый, потомок выходцев из России. Точность научного предвидения и анализ сочетаются в рассказах Азимова с богатейшей фантазией, тонким юмором и некоторым легкомыслием.

Перевод рассказа позаимствован из № 11 журнала «Изобретатель и рационализатор» за 1981 год. Указание на «легкомысленность» может вполне принадлежать Довлатову, не любившему жанровую литературу – от детективов до фантастики – как таковую. Кроме перепечаток текстов на страницах журнала начинают мелькать головоломки, шарады, также взятые из советских научно-популярных журналов.

Глава двенадцатая

Сотрудничество с Консоном сворачивалось, эмигранты не хотели тратить деньги на честный развлекательный журнал. Довлатов решает сосредоточиться на главном – писательстве. Из письма Игорю Смирнову от 8 сентября 1982 года: