Дождь: рассказы

— Кто бы это мог быть? Спроси у кучера, — в волнении сказала старуха. Ответа не последовало; тогда старуха сама обратилась к кучеру, ходившему вокруг лошадей: — Добрый вечер.

— Добрый вечер.

— Ты кого же привез?

— Не знаю я его, да мне и ни к чему. Сговорились с ним, заплатил вперед.

Лошади фыркали, били копытом. Тишина придавила городок, такая необъятная и глубокая, что ее, казалось, слышно.

— А почему он приехал так поздно?

Кучер молчал угрюмо, потом грубо отрезал:

— Потому что ему захотелось проехаться ночью, — повернулся и пошел прочь.

Старуха поплелась восвояси, шлепая туфлями по плитам, и все думала, что за таинственный незнакомец приехал в их городок. Мальчик шел впереди нее, высоко подняв голову, глядя в темноту.

Приблизился к аптеке: все разом повернулись к нему, на всех лицах — острое любопытство.

— Кто там приехал, сынок? — прогудел сквозь густые усы начальник отдела землеустройства.

— Он.

— Кто он?

— Тот, что должен был приехать.

— Да кто? Ты его знаешь?

— Никто его не знает.

Странно, лихорадочно прозвучали эти немногие слова. Послышалось шлепанье туфель; они замолчали. Мимо прошла старуха. Вдалеке показался человек с шестом, он тушил фонари. Старуха шагала, держась ближе к стенам. Остановилась у какого-то окна, осторожно постучала. Окно открылось, показалась женщина, растрепанная, сонная.

— Приехал кто-то.

— В такое время?

— В такое время.

Мальчик шел по темным улицам, сам не зная куда. Изредка поднимал голову, глядел на звезды. Обрывки мыслей проносились в голове. Все люди видят одни и те же звезды: полуголые индейцы, рыбаки на берегах огромных рек, вожатые караванов, шагающих через пустыню, люди, говорящие на непонятных языках в пестрых гаванях разных морей, матросы на вахте, что всматриваются в ночь. Звезды указывают путь, они ближе тому, кто блуждает одинокий, смотрит на них, ищет свою дорогу. Мальчик подошел к дому. Толкнул скрипучую дверь, зашагал по темной галерее в слабом свете, падавшем из комнат. Ночь была беспредельна, великолепна.

Он вошел к себе в спальню, начал раздеваться, бросая одежду как попало на стул. Белесым дымным столбом тянулся от кровати до самого потолка полог от москитов. На стене висела выцветшая карта Средиземного моря. На столе — ящик с циркулями, цветными мелками, открытая тетрадь с рисунком розы ветров красным и синим карандашом и выписанными чернилами кабалистическими буквами N.S.O.W.; книги, открытые и закрытые: «Тайны Африки», «Зеленый пират», «Окраины Парижа», «История одного бродяги», «Черная Индия», «Вокруг света в восемьдесят дней».

Он придвинул стул, сел подперев голову, другой рукой вяло листал книгу, не думая ни о чем в своей бездонной отрешенности. Взглянул рассеянно на страницу, прочел наугад: «Я не могу, сеньора, — с тяжким вздохом сказал пират. — Я не могу. Даже ради вашей любви не в силах я покинуть жизнь, полную приключений, море, сражения, опасности…» А ему вот и покидать нечего, нет в его жизни ничего, даже опасностей. Покидают те, кто уходит. Проезжает, пролетает мимо, не задерживаясь, не оседая. Кто является в город ночью. Как этот приезжий, которого он сейчас видел и который внес в его душу смятение. Не такие, как отец, правильный, неколебимый, непробиваемый, как стена.

Он принялся листать тетрадь с розой ветров, исписанную карандашом торопливым, небрежным почерком. На первой странице в рамочке старательно выведено: «И зажегши свечу, не ставят ее под сосудом, но на подсвечнике, и светит всем в доме».

Заскрипела входная дверь, послышались тяжелые шаги. В дверях выросла внушительная фигура инспектора.

— Все еще не в постели, сын? — спросил он противным резким голосом.

— Сейчас лягу, папа. Я читал немножко.

— Вечно тратишь зря время за этими дурацкими книжками, они тебе уже не по возрасту. Лучше бы учился как следует. Ложись с богом.

Отец прошел к себе, мальчик погасил лампу, улегся. Слушал отцовские шаги в соседней комнате, потом звякнула цепочка от часов, полилась струя в ночной горшок, заскрипела кровать. Светлым пятном виднелась на стене карта, мальчик смотрел на нее, потом закрыл глаза.

Влажный рассветный луч разбудил его. Во дворе зелеными искрами вспыхнули листья деревьев. Он быстро оделся, схватил тетрадь и на цыпочках выбрался на улицу. Пели петухи, дремотный теплый дым курился над крышами. Погонщики гнали к дороге нагруженные караваны. Он свернул в узкий проулок, через несколько шагов проулок перешел в лощину, в овраг, заросший травой. Пробираясь сквозь кустарник, он стал спускаться и вскоре очутился на берегу тихой неширокой реки. На той стороне пахали; медленно шагали быки, в утреннем свете вспаханная земля казалась красной, как свежее мясо. Он сел под дерево у самой воды, достал карандаш и открыл тетрадь; потом долго сидел неподвижно, глядел, как тихо струилась прозрачная вода над чистым песчаным дном.