Дождь: рассказы

Встряхнулся, словно проснувшись, быстро перелистал тетрадь. Стал думать, что написать. Вот как он напишет: «Сегодня я должен решиться. Не могу больше ждать. Приключения, целый мир, все-все зовет меня, и напрасно я пытаюсь не слушать эти голоса. Вчера вечером приехал…» Но разве сможет он описать ту высокую радость, тот ослепляющий восторг, что вызвал в нем незнакомец, возникший в ночи из его книг, из его снов, из мечтаний? Он зовет его, зовет, и надо решиться…

Он перевернул страницу, в глаза бросилось слово «кладбище». Он начал читать: «Никогда больше не пойду на кладбище. Так там печально, безнадежно, страшно. Все попадают на кладбище, и я попаду тоже, сгнию, стану прахом, не буду больше жить. Нет, не жить, а бродить по площади, по улице все время, все время, словно для того только, чтобы заблудиться, не найти дороги на кладбище, а в конце концов все равно ведь отвезут, никуда не скроешься. Не пойду я больше на кладбище. Весь наш город — кладбище. Не пойду я туда больше». Глубокий скорбный вздох вырвался из груди мальчика.

Он стал читать дальше: «Если бы я мог, как папа, все мерить, взвешивать и подсчитывать, да при этом еще и верить в свои измерения, взвешивания и подсчеты. Если бы я мог, как он, не сомневаться, что день делится на часы, месяц — на дни, а год — на месяцы и самое главное в жизни — подсчитать точно; если бы у папы остановились когда-нибудь часы, у него, наверное, остановилось бы сердце». Где-то далеко в поле тянул заунывную песню батрак. День поднимался, тень легла на воду. И теснила грудь великая печаль. Он встал, пошел вдоль воды, пристально следя за течением. И вскоре исчез за деревьями, растворился в журчанье реки, в извивах ее и поворотах.

Платье на девушке было старомодное, скучного цвета. Она вышла в зеленый дворик, срезала несколько цветов. Пошла по галерее, выложенной темным кирпичом, остановилась в дверях гостиной; в смешении резкого света из окон и мягкого из глубины комнаты цветы как бы таяли, теряли четкость очертаний. Девушка не спеша поставила букет в тусклую металлическую вазу, вдохнула их аромат, потом прошла к стоявшему в углу пианино. Села, расправила широкую юбку, открыла крышку и задумалась, глядя на желтоватые клавиши. Шелест ветра. Тишина.

Вот так же сидела она ночью, играла бесконечные свои этюды, вечные, как деревья, как стены и лампа гостиной; внезапно стала рождаться под пальцами мелодия и тотчас оборвалась из-за неловкого удара мизинцем. Девушка положила руки на клавиши, начала играть. Звуки плыли привычные, как картины родного города за окном. Колокольня, зеленые крыши в красных отсветах зари, широко разлившейся по высокому небосклону. Та же колокольня — белая в остром, пристальном свете дня. Тесный бездонный провал вечера, в котором колокольня кажется тучей, а крыши — черными тенями. И — ночь… В тот самый миг, когда мелодия уже рвалась из-под пальцев, заскрипели по улице колеса. Никогда не проезжала здесь карета, и никто не являлся в город в такое время. Она встала тогда вот так же, как сейчас, подошла к окну и увидела, как возникла в свете фонаря карета и исчезла в глубине улицы… Девушка выглянула в окно. Юноша с торчащими усиками стоял опустив голову, будто в дремоте. Потом поднял глаза:

— Лелита, я не могу уйти отсюда.

Дни и ночи бродит он под ее окном. Изредка заговаривает с нею, то и дело вздыхает. Робкое, стыдливое обожание.

— О чем ты сегодня думала, Лелита?

Она не ответила, капризно, по-детски наморщила лоб.

— Я шел мимо и слышал, как ты играла. Что-то такое красивое.

Он снова опустил глаза; как хотелось, чтобы эти скучные слова звучали горячо, ярко, сильно!

— Играла то же, что всегда. Этюд. Вот этот.

Она тихонько стала напевать.

Всем сердцем помнил он что-то другое, и слова девушки повергли его в смятение. Если даже она играла то, что всегда, значит, играла по-другому, ведь все почему-то изменилось — свет, воздух, расстояния, смысл слов. Что-то новое вторглось в прочный распорядок жизни. Новое, чужое и, конечно, страшное.

Он хотел сказать, что ночью слышал другую музыку, в ту минуту, когда…

— Вчера ночью.

Он сказал только это и внезапно умолк, испуганный. В самом деле, ночью она играла то же, что всегда, но проехала карета, и музыка прервалась, а потом стала совсем другой, к ней примешалось что-то странное.

Услыхав «вчера ночью», девушка вся напряглась, даже пробежал от волнения по телу легкий озноб. Она ждала рассказа о таинственном незнакомце, что приехал вчера ночью и пробудил столько сладостных грез в ее душе.

— Куда он едет? — спросила она.