Дождь тигровых орхидей

Предчувствие большой работы опьянило его, он понял, что созрел для того, чтобы написать обнаженную Машу, и, уже смешивая краски, словно причащался ее тела. Забыв про еду, он работал три дня, открывая дверь только отцу, который приносил молоко. А когда закончил работу, утомленный, словно все это время он был в постели с Машей, решился выйти наконец в сад, зашел на кухню, где съел все, что предложила ему Марта, и, успокоенный и немного сонный, отправился бродить по серым пасмурным переулкам дачного поселка, то и дело оглядываясь на розовое пятно руфиновской дачи. Ему казалось, что войди он сейчас в этот дом, как ему тут же навстречу выбежит Маша, она. А вот того, что будет потом, он себе уже представить не мог, потому что теперь там, в городе, жила совсем другая Маша, которая с такой легкостью предала его, что даже сама мысль о том, что они могли бы встретиться, казалась абсурдной. А иногда ему казалось, что Маши и вовсе не было, что она ему приснилась. Тот факт, что ее женихом стал Миша Хорн, лишь подтвердил известную формулу компромиссных браков богатых людей. Спрашивается, почему Гера разошлась с Хорном? Помнится, она говорила ему что-то о Вике, но Вик, скорее всего, был просто предлогом. Вряд ли Миша развелся бы с ней, будь у нее отец управляющим банка. И все же, как было бы чудесно, появись Маша здесь, сейчас, в Кукушкине! Но она не приедет, потому что Хорн возит ее по магазинам, где они покупают все к свадьбе: фату, белые перчатки, белье, духи.

Митя остановился возле дуба. Он не замечал дождя, который усилился и теперь теплой крупной дробью шумел по кронам деревьев. У Мити намокли волосы и свитер, но уходить не хотелось. Вдруг его кто-то позвал, но не по имени, а как-то непонятно, но он почему-то понял, что зовут именно его. Он повернулся, уверенный, что это Марта, которая, по своему обыкновению, принесла ему зонт или плащ – она, словно чувствуя свою вину, теперь проявляла просто патологическую заботу о нем, – но увидел приближающуюся к нему старуху в черном прорезиненном плаще с капюшоном в окружении белых коз. Старуха, поравнявшись с ним, сунула ему что-то в руку и ушла, дождь заслонил ее. Митя разжал пальцы и увидел сложенный вчетверо листок. Он развернул его и прочитал: «Буду ждать на станции каждую субботу в шесть. М.Р.». На какой станции, здесь или в городе? Наверное, в городе.

И Митя уехал в город.

Он вошел в свою квартиру, в которой не был с тех пор, как разговаривал там с Дымовым. Благодаря стараниям Марты, которая теперь время от времени ездила в город по своим театральным делам, квартира содержалась в чистоте. Было выстирано постельное белье, вычищены все пледы и одеяла, блестели вымытые полы, на узких высоких окнах появились белые кружевные занавески. Дымова не было. В холодильнике Митя нашел консервированное молоко, яйца и масло. Он обошел всю квартиру в поисках своих картин, недоумевая, зачем их-то Марта спрятала, и, не найдя ни одной своей работы, остановился в растерянности. Может, их взял Дымов? Но почему же тогда он ничего не сказал об этом? Неужели картины украли? Митя забрался на стул и достал с антресолей пачку рисунков – слава богу, эти не заметили. Он разложил их на полу и задумался. Пожалуй, это все же страсть, а не любовь. Он снова сложил рисунки и убрал их на прежнее место. Была пятница, и ему казалось, что он не доживет до субботы. Он в который уже раз вспомнил про Машин портрет, который оставил у Геры, и, забыв про голод и усталость, решил поехать к ней. Но Геры дома не оказалось. Неужели она у Вика? Множество кнопочек на стене возле двери вызвали неприятные воспоминания, но он все же позвонил. Вик был пьян, но весел.

– Гера у тебя?

– Нет, а в чем, собственно, дело?

– У тебя нет ключей от ее квартиры?

– Нет, а что?

– Мне надо забрать одну вещь, если ты мне не доверяешь, поедем со мной.

– Никуда я не поеду. Ты что, забыл, как избивал меня здесь?

Настроение Вика менялось, а драться на этот раз Митя не собирался.

– Значит, ты не знаешь, где Гера? Ты что, порвал с ней?

– Не твое дело.

Тут в коридор вышла девица в желтом кимоно, с ярко накрашенными губами. Она, шатаясь, обняла Вика и прохныкала:

– Ну ты скоро, что ли? Вы кто? Нечего вам здесь делать. – И вдруг она, присмотревшись, дотронулась рукой до Мити. – Митя, ты?

И Митя узнал в этой размалеванной пьяной девице Соню Сливкину, натурщицу, с которой он работал прошлой зимой. Совершенно безвольное, добрейшее существо, которое природа одарила роскошным рубенсовским телом и чудесной кожей. Соня по дурости своей недоучилась в хореографическом училище, связалась с женатым мужчиной, а после того, как он ее бросил, пошла по рукам. Она в отличие от Геры не писала Мите любовных писем, но часто приходила к нему и иногда позировала бесплатно, за бутерброд и чашку кофе.

– Митя, лапушка, прости меня. Вик, чудовище, ты почему не приглашаешь его? Знаешь, Митенька, а ведь мы не просто так гудим, у Вика выставка скоро, и даже не одна… Такое, сам понимаешь, надо отметить.