Дождь в Париже

«У нас выходной – абстракция. – И Игорь добавил почти шепотом: – Скорей бы на пенсию».

«А сколько осталось?»

«Три года. Два года и восемь месяцев… Ну, счастливо. Завтра, значит, часиков в семь подскочу за вами».

«Да. – Андрей почувствовал к Игорю жалость, словно тот медленно умирал. – Может, завтра посидим у кастрика. Искупнёшься».

«Может…»

Алинка с увлечением оборудовала кухоньку возле палатки, Даня осколком кирпича глубже вбивал штыри. А Андрей стал готовить туалет.

Обнаружил, что никакой лопатки они не взяли, но быстро вышел из положения – подобрал кусок камня-плитняка и вырыл узкую, но довольно глубокую яму. Положил по ее краям два плоских полешка, на которые будут вставать ногами.

«Белка! Белка!» – крик Дани.

Андрей присмотрелся.

«Это не белка. Суслик. Он в степи живет, в норах».

Суслик стоял на задних лапах метрах в пяти и разглядывал их. Потом опустился, стал рвать передними лапками сухую траву. Когда набрал пучок, зажал его зубами и побежал куда-то.

«Видишь, – сказал Андрей, – у всех есть дела».

Солнце прокололо хмарь лучами и начало припекать.

«Ну что, шашлыки или купаться?»

Даня тут же стал стягивать кофточку:

«Купаться!»

Вода у поверхности была прохладной – остыла за ночь, а глубже – ласковой, как теплое масло.

«Даня, – предупредил Андрей, – только ты не ныряй. Понял? А то глазам станет больно. Вода здесь… очень целебная вода».

Жена, казавшаяся грузноватой в джинсах и кофте, в тонком черном купальнике была легкой и почти стройной. Андрей залюбовался… Войдя в озеро по пояс, она тихо захихикала, часто переступая ногами.

«Что, щиплется?»

Алинка как-то по-девчачьи закивала и успокоила:

«Ничего, сейчас пройдет».

«Пап! – истошно взвизгнул Даня. – Тут черви!» – ринулся на берег.

Андрей с Алинкой стали хохотать:

«Черви! Это добрые рачки, они делают озеро целебным. Они людей лечат!»

Андрей зачерпнул воду обеими руками:

«Иди сюда».

В пригоршне, как в бассейне, плавало несколько красных рачков-артемий.

«Смотри, какие у них глазки черные. А вон ручками они отталкиваются. Ручки-жабры такие… Они очень добрые, любят играть. Поиграй с ними».

Даня стал играть. Андрей огляделся. Медленно, созерцающе… Пологие склоны вокруг озера, салатово-желтые, а у воды местами красноватые из-за странной, напоминающей кораллы травы, и там тонкоголосо повторяет какая-то птичка – «куик, куик»; синяя, словно нарисованная на горизонте, стена Танну-Ола; светло-голубое, почти белое небо… Зацепил глазами солнце и ослеп.

Проморгался. Жена лежала на воде. Подошел, лег рядом. Взял ее за руку. Попросил тихо:

«Давай не уедем».

Ответа не было долго, Андрей подумал, что Алинка уснула, не услышала его слова, важные, давно просившие, чтоб их сказали.

Но она не спала.

«Уедем, Андрей. Мы ведь решили».

«Кто – мы? Я ничего еще не решил».

«Можно не будем сейчас. Потом…»

Андрей отпустил ее руку, слегка шевельнулся и медленно стал отплывать. Закрыл глаза. На несколько секунд ощутил небывалый, абсолютный покой, а потом сердце затрепыхалось, стало долбить по ребрам как кулак.

* * *

Долбили. Топкин распахнул глаза, подскочил, заметался. Понял, что долбят в дверь. Со всей мочи.

Открыл.

– Фуф! – На пороге – та девушка, что встречала их в аэропорту. – Живой хоть… – Но облегчение и радость сразу сменились возмущением: – Как так можно?! Автобус десять минут перестоял. Собирайтесь живо! Ведь штраф же будет!

– Уже всё?

– В смысле? Тур? Конечно! Самолет через два часа… Ну и вонина! Вы что, пили тут все это время?.. Я ведь вчера всем эсэмэс разослала со временем выхода из отелей. – И чуть не зарыдала, глядя на стоявшего столбом Топкина. – Собира-айтесь же!

Топкин сбрасывал в сумку попадавшееся на глаза. Потом вспомнил про загран, судорожно перерыл вещи и нашел. Заграна показалось достаточно, и, не проверяя, осталось ли в номере что-то нужное, он побежал вниз по лестнице.

Выскочил под дождь… Прыгнул в автобус и обжегся колючим шипением заждавшихся пассажиров. Пора было возвращаться домой.