Дождь в полынной пустоши. Книга 2 (СИ)

- Здесь такого не сыщите, - помрачнел гриффьер. Ненапряжно заработать не получилось.

- А не здесь? — расширил Колин охват поисков. Дразнить деньгой воздержался, не искушать к вранью и небылицам.

Уточнение гриффьеру не помогло. Не ведом ему такой. А обманывать остерегся. У саина Поллака дурная репутация и легкая рука не стесняться её приумножать.

- Поищи. Вон добра сколько пропадает, - Колин указал корыстолюбцу на бумажный ворох. — А я пройдусь, - и заговорщицки подмигнул. Дескать, делу время, а потехе час. И час этот наступил.

- Филло кликнуть? — согласен гриффьер на пай с экзекутором. Не упустить бы малого, не сподобившись на большее. Хотенья баронского серебра у него не уменьшилось.

- Да погоди ты с Филло, - отказался Колин от сопровождения. Покрутился выбрать направление, откуда начать. Воспользовался испытанным правилом незнающих дороги. По порядку.

За проржавленной в прах решеткой босяки. Кому отсюда не выбраться. Родня не выкупит, они не пригодятся с кайлом в каменоломнях, не сдюжат гребцами на галерах, их не впарить торговцам живым товаром. Они уже умерли, хотя дышали, копошились, жутко смердели, нагло клянчили подачки и грызлись из-за объедков. Шустро, кто вперед, ловили тараканов и снимали со стен мокриц, приглушить голод. Два мертвяка тихо дожидались причастия и могильщиков. Не первый день. Тяжелый приторный запах растекся далеко. Покойников по-соседски, основательно, обобрали, прикрыв рваньем и гнилой соломой. К несчастным присматривались крысы, блестя бусинками глаз из-под низких топчанов, темных углов и дыр в кирпиче.

- Дай руку касатик, судьбу скажу! — прицепилась к унгрийцу оборванка, кривая баба в цветастой пестрой одежде. В косынку забраны короткие прядки волос, забавы ради обкромсанные тюремщиками. На груди, от монисто, жалкая нитка с медными бусинами и ракушками.

- Верно ли скажешь? — приостановился Колин рассмотреть гадалку. Всегда восхищался и высоко ценил способностью других талантливо дурить. — Глазница не за кривду пуста?

- Порчу навела, - баба устрашить наглого юнца, оттянула нижнее веко здорового глаза.

- И кого испортила? Воздух?

Рассказать страстей помешал появившийся из-за спины унгрийца монах. Гадалка покорно опустилась на колени, потянулась за благословлением.

- Грехи мои неискупимые, - всхлипнула она, иступлено отмахивая троеперстием. Не верой и отчаянием, количеством брала. Едино зачтется.

- Никому не отказано в милости божьей, - возложили ладони на голову кающейся женщины.

- А с этими как же? — Колин указал на мертвецов под соломой.

- Для него мы все живы, - преисполнен душевности монах. — В том его истинная милость, нами непознанная. Непонятая. Непринятая.

Странный мерседарий*. Хабит* не из грубой шерсти, из крашеного льна, не изгваздан уличной грязью. Пояс обычный, а повязан - концы по моде свисают до колена. За поясом четки. На крупных янтаринах буквицы. Сапожки (не башмаки) из телячьей кожи, добротного кроя и шитья, не запачканы. Не пешим в Яму прибыл ревнитель заповедей и служитель Господу. Руки холеные, ухоженные, без въевшейся грязи под ногтями, заусенец и мозолей. Монастырский ли житель, белоручкой и франтом разгуливать?

Колин напряг память, сталкивались ли она прежде? Память ничего не подсказала. Не сводила их жизнь ни близко, ни отдаленно.

Первая ласточка, - заподозрил унгриец неладное. С чьей стороны внимание? В чью пользу? На кого думать? Даану заниматься подобным нет смысла. Скоро самолично сунется в Крак. Гусмару? Солеру сподручней обратиться напрямую к инфанту. Возможно, так и сделал. Король? Помнит ли Моффет вообще о том, как подмахнул и кому подмахнул баронский титул. Сонное Золотое Подворье расшевелилось? Туоз? Холгер? Еще кто? Бейлиф от спячки воспрянул? Ему дипломатию разводить не к чему. Вызвал бы, пообщаться. Канальщики? Монах, да еще мерседарий!? Слишком тонко. Купцы, с подачи Глинна? Или кто-то достаточно умен, сопоставить и догадаться?

,Чем сильнее топнешь в лужу, тем больше народу забрызгаешь, - предупреждал его тринитарий. Кого забрызгал? Кто оценил его умение топать? Отдал бы предпочтение Латгарду, но Старый Лис мертв.

Новики? Сеон? - закончил Колин приблизительный список любопытных. Отыскать хороших зацепок, привязать мерседария к кому-либо конкретно не удалось. Определить направление, откуда ждать напасть, тоже.

- Вашей миссии не позавидуешь, фра.

- Зависть греховна вне зависимости от причин её проявлять, - напомнил мерседарий основополагающую заповедь. — А что вас привело в средоточие людских страданий? Смею надеться человеколюбие и жажда милосердия.

- Мне соврать?

- Боже упаси!

- Милосердием и человеколюбием не страдаю. Любви к ближнему не испытываю.

- Спасти, не требуется любить. Достаточно хоть сколько того желать.

- И не желаю.

- И не вы одни, - сокрушался мерседарий людской черствости. - Наши слабости - испытания близким.

- Как и их для нас, - уравновесил обвинения Колин.

- Верно-верно, - согласен и расстроен монах. - Но вижу, вы не хотите назвать побуждающий мотив спуститься в недра отчаяния. Не смею настаивать, и не держу мысли о чем-то постыдном.