Дождь в полынной пустоши. Книга 2 (СИ)

- Просишь или настаиваешь?

- Требую!

- Тогда иду.

Отложив общипанную гроздь, Колин еще раз плеснулся и поднялся из ушата.

- Господи, малыш!

Унгриец демонстративно оглядел свое мужское естество.

- Мне оскорбиться?

- Это же… это… это… Ужас!

Только и всего? Показать изъеденное сколопендрами брюхо? - поразился Колин реакции Лисэль.

Камер-юнгфер не сводила глаз с россыпи мелких шрамов на груди и животе унгрийца. Вчера ей было не до разглядываний любовника.

- Мой наставник применял своеобразный способ прививать знания. Не очень приятно, но весьма результативно. Я даже его не проклял.

- Он тебя наказывал? Куда смотрела родня? — преисполнилась Лисэль великого негодования и великой нежности.

- Наказывал? Вовсе нет. Поощрял, не делая того, что делал с огромным удовольствием. А родня? Разве у матери есть право вмешиваться в судьбу взрослого сына? А отец? Он на войне большую часть своей жизни. Маркграф Поллак никогда ни принимал и не понимал соплей…. Подай обсушить воду.

- Но это безумие! - Лисэль немного морщась и кривясь, поднялась с постели, принести банную ткань. Она так и не отвела взгляда от шрамов.

- Клянусь, матушка не причастна. Святая женщина.

Колин помочился, журча в ушат.

- Что ты делаешь? — рассмеялась камер-юнгфер, подавая лен.

- Помечаю территорию!

Лисэль в порыве уткнулась во влажный торс, жадно вдыхая запах желанного мужчины. До головокружения, до сладких спазм, до истечения соков. Задыхаясь от нахлынувших эмоций, потянулась поцеловать Колина.

Он мой! - падала в бездну своих чувств камер-юнгфер, забыв все предостережения и обеты, прошлые ошибки и обиды. Она простила сильному полу измены, обман и унижения, ради одного из них. Нет, она не строила планов — у нее их не имелось, не загадывала на завтра — что ей завтра, она хочет жить и любить сегодня, сейчас, в эти мгновения. Единственно в чем непоколебима - владеть унгрийцем. Без остатка.

Всем и полностью. До последней капли! - и ей опять сделалось весело. Про каплю - замечательно!

Можно десятки раз наблюдать человека запутавшегося в любовных тенетах, можно дать бедняге сотни предостережений не попасться в западню и тысячи советов избежать напасти. Но не один из них — ни один! не подойдет для самого советчика, остеречься сладкого плена.

Лисэль вдруг отшатнулась, ожгла Колина пронизывающим взглядом и тут же не утерпела, расхохоталась.

- Ты мерзкий мерзавец.

- Даже так? С чего вдруг? И в таком качестве?

- А ты не догадываешься?

- Подозреваю, но не уверен.

- Не смей! Не смей больше дотрагиваться до Сати!

- Не сметь?

- Не смей!

- Как скажешь. Не смею.

А грудь у нее и вправду не очень, - подумалось Колину, глядя на негодующую и смеющуюся камер-юнгфер. Безо всяких угрызений совести отметил. - Но каштаны по всему мне обеспечены.

То, что для тебя никто не сделает, сделает женщина обреченная любить. Нет ничего опасней, когда обреченность эту она возвысит до жертвенности.

Мы все приговорены любить и ненавидеть, - посочувствовал унгриец ничего не подозревающей Лисэль. Но если камер-юнгфер в чем и испытывала потребность в данный момент, то это вряд ли сочувствие.

В,Отплясывающую Ведьму Колин припозднился. Прогулка немного освежила и настроила заниматься делами.

Заниматься ими в постели с эсм Кирх гораздо приятней, - съязвил он за попытку отлынить.

В снятом номере кровать, хороший стол, застеленный чистой тканью, зажженный семисвечник и два табурета. Ридус унгрийца заждался. Сильно нервничал, боялся и с радостью бы удрал, но отчего-то, уже взявшись за дверную ручку, раз за разом уход откладывал. Мотался от окна к двери, от стены к стене, садился, вставал и не находил себе ни места, ни покоя.

Колин резким жестом пригласил нервничающего Ридуса расположиться напротив. Обошелся без всяких приветствий.

- В игре, в любой игре на интерес, важно все. Мелочей нет. И быть не может. То, что минуту назад казалось незначительным и второстепенным, спустя мгновение окажется жизненно необходимым.

Ридус повинуясь знаку, подал новенькую колоду карт.