Читаем Дождь в разрезе полностью

Дождь в разрезе

Давай не будем больше естьИ никогда не встанем с койки.Как говорят, недель на шестьХватает жировой прослойки.К чему мучительные годы?Мы не дотянем до весны,Но сократим стране расходыНа сокращение страны…

А еще лучше — соблазнить «деву, разливающую пиво». Чтобы не было одиноко в ожидании Рагнарёка. С девой как-то повеселее. Теплее, домашнее. Любовнее.

Кажется, что все эти мнимые и реальные ужасы наворачиваются Волковым для того, чтобы острее и пронзительней зазвучала лирика. Повторяющийся сюжет женщины и сна, сна и женщины: «Волшебная женщина входит ко мне, / Но я уже сплю, я уже над бульваром…»; «Тише, дети, Ольга спит…» Потом оба мотива — женского сна и конца света — сливаются в один:

Мне жаль тебя будить. Разлился Суходрев.Неслышная вода подходит к дальним хатам.На склонах жгут траву, трава, перегорев,Летает дымом горьковатым.Плывет, кружась, по неглубокому затонуКакой-нибудь древесный хлам.И лодки, неготовые к сезону,Везде вверх доньями торчат по берегам.Мне жаль тебя будить в двенадцатом часу.Раздвинулась Ока, расширилась природа.Разлился Суходрев и держит на весуПостройки Полотняного Завода…

И еще. Стихи Волкова опровергают мнение, что шансон не может быть поэзией. Может. Удивительно, что Волкова до сих пор не поют.

Сергей Королёв. Повторите небо. М.: Воймега, 2011. 56 с. (Серия «Приближение»). Тираж 500 экз.

Еще одна судьба. О которой можно говорить, увы, лишь в прошедшем времени. Хотя в каком времени — не совершая насилия над грамматикой и вкусом — можно говорить о поэте? Только в прошедшем.

Лобастое лицо на обложке. Улыбается; слегка оттопырены уши, бликуют очки. На стене за спиной бумажка. Попытался разглядеть, показалось, первое слово — «Гений». Или нет?

Побежала метла по плевкам,По окуркам да по листве.Вася — гений. Значит, покаВася дворничает в Москве…

(Ноутбук не знает слово «дворничает»: озадаченно подчеркивает. Заношу в память. Слово «гений» — знает.)

О самом Королёве узнаем из «стопочки» рядом с фотографией и предисловия Александра Переверзина.

Родился в городе Бабаево Вологодской области в 1980-м. В 1997-м поступил в Литинститут. Через год вылетел. Отслужил в армии. Восстановился в Лите. Снова вылетел. Вернулся в Бабаево, работал на лесоповале. Снова восстановился. Устроился работать на ипподроме. Должен был защитить диплом. Не успел.

Ощущение абсурдно длящейся биографической цитаты. Словно «веревка удавленника Сережи Есенина» лежит не в «специальном музее», как придумал Мандельштам, а гуляет по свету.

Вообще, есенинское влияние — биографическое, поэтическое — в современной поэзии какая-то запрещенная тема. Есенина сдали графоманам, засоряющим реки поэзии бесконечным сплавом берез и осин. Есенина стали бояться, как раньше боялись Надсона.

Стихи Королёва порой откликаются есенинскими пасторалями — но с ироничной отстраненностью:

Не ест корова одуванчики —Предпочитает клевера,Аристократка. Вон и мальчики —Подпаски. С раннего утраОпохмеляются — стаканами!Утробно воют и рычат —Они уже неделю пьяныеИ стали вроде лешачат…Спасибо, видели и слышали,Что не скудеет край родной!Я прочь отправился и вышелНа кладбище. Над головойВорона пасть свою раззявила:Мол, тоже выпью, как займу, —За то, как сельские хозяеваУшли безропотно во тьму,Как честно прожили-закончилиСвою бесхитростную «жись»…Дин-дин — по лесу колокольчики —Ага, коровы разбрелись!

Идиллическое начало. Ироничное развитие (с подпасками). Ернический «закадровый» текст («Спасибо, видели…»). Несколько мрачных кладбищенских строк… И снова — блестящая закольцовка — колокольчики, коровки.

«Есенинское» у Королёва — не вторичное, не эпигонское. Это некая онтологическая близость, порою — до следования есенинской строфе, интонациям, но все равно получается новое, свое:

Перейти на страницу: