Дождавшийся Манчак

— Черт, «снежок», а ты прав, — рассмеялся неожиданно Самюэль, — ну, посмотрим, что будет дальше. Слушай, мужик… После той пальбы, что ты устроил намедни, меня так и подмывает спросить кое-что, хоть этого делать и нельзя.

— Можно, мне все равно, — утешил его белый.

— Ты что — профессиональный убийца? Только по-чесноку, а, мужик?

— Нет, — просто ответил белый.

— А ты убивал в своей стране?

— Да, — сказал белый.

— И чего? — Несколько непонятно спросил его Самюэль.

— Да ничего. Просто в один прекрасный день я понял, что все эти дебильные законы той страны, где я жил, не про меня писаны. Даже в вашей ебаной Америке, ворвавшись в твою чертову халупу, или хижину, или любую ссаную дыру, которая принадлежит какому-нибудь мистеру Смиту, я могу быть уверен, что ее владелец сделает из меня сито и скормит собакам, а власти скажут ему, что он был прав. И отправят к психоаналитику. Лечить нервы. И ты знаешь, что он прав. И я буду знать, что он будет прав, а потом, недолго, что он прав, а потом, совсем недолго, что он был прав. А самое главное, что он будет это знать, сечешь? Если он верит в Бога, то ему и ваш поп отпустит грехи. А если я сделаю это у себя дома, то я буду, для начала, как минимум год сидеть в тюрьме или находиться под следствием, которое угробит мне нервную систему и молиться, чтобы власти пришли к выводу, что я имел на это право. Если нет — мне пиздец.

— Это как? — Поразился негр.

— А вот так! — Ответил белый.

— Странная страна у тебя, парень, — задумчиво протянул негр.

— Ты не представляешь, насколько ты прав, парень, — согласился белый, закуривая то самое сушеное ослиное дерьмо пополам с табаком.

Около часа лодка Самюэля неслась по Манчаку стремглав, на высоких оборотах. Он был порядочным человеком и обещал показать белому Манчак. А тот начинался далеко после обычных маршрутов, где он катал кур и гусей, пищавших от восторга при осознании собственной храбрости. Он слышал о ниггерах, что рисковали ходить и дальше, но это были или убитые джанки, или выпускники Папы Лякура, о чем предпочитали помалкивать многозначительно все. Почти помалкивать, усмехнулся он. Так вот. Джанки не возвращались, ученики Папы Лякура — когда как, а простые идиоты, которые порой арендовали лодки и устремлялись на Манчак в одиночестве, или группами, вооружась картами и прочей хренью, которая тут стоило дешевле жизни человека, то есть меньше, чем просто «ни хуя», пропадали полным составом. Разок даже пропала в Манчаке довольно серьезная экспедиция, которую возглавил, как ни странно, один из учеников Папы Лякуру. Тут было дело темное — куда девались они все, включая ученика, но факт был налицо — яйцеголовых как корова языком слизнула, вместе с лодками, палатками, аппаратурой и прочей научной хренью.

Да, Самюэль знал Манчак, действительно, знал. Лучше всех, кроме Папы Лякура, которому, надо полагать, средством передвижения служили аллигаторы, но в остальном — лучше. Знал он и места, куда соваться нежелательно, куда соваться очень нежелательно, а куда и вообще нельзя. Какие бы бабки не предлагали шизофреники с научной степенью или просто так. Белый этот не был ни тем, ни другим, но Самюэль поймал себя на мысли, что ему хочется показать этому человеку тот Манчак, что тот оплатил. Настоящий. Дальний, как его назвали бы на берегу.

— Все, мужик, кончился Манчак для кур, — весело оповестил он белого. Тот кивнул, не оборачиваясь и прибавил: «Скинь обороты, Самюэль. Время посмотреть вокруг».

Самюэль послушался и скоро Манчак стало слышно. Он поймал себя на том, что рев мотора придавал ему, оказывается, бодрости. А белому, судя по всему, бодрость эта была не нужна, он и так чувствовал себя в своей тарелке. Такого человека Самюэль еще не видел. Хотя видел всяких. Самых разных. Его самого, хоть и почитали самоубий цей и выпендрежником все, кто занимался тем же самым, нарков, любопытных, просветленных, как им чудилось, да кто только не кормил аллигаторов Манчака!

Лодка тихо стукнулась о какое-то препятствие. Сэм остановил мотор и направил в воду прожектор.

Синими, осветленными водой Манчака, глазами, смотрел на них утопленник. Не из тех, что не достались аллигаторам. Это был чернокожий, сейчас, правда, скорее, пепельного цвета. Рот его был перекошен, словно в крике ненависти и боли, а на шее красовалась обросшая тиной колодка. Раб.

Жуткий грохот разорвал тишину над Манчаком. Белый стрелял, на сей раз вытащив свою чудо-гаубицу из сумки. Утопленник, завертевшись от удара пули, ушел под воду.

— Это тебе был привет от Манчака, чувак, а ты и обоссался, — удовлетворенно сказал Самюэль.

— Я стрелял не в него. Я стрелял в колодку.

— За каким хуем?! — Поразился негр.