Читаем Дождливое лето (сборник) полностью

Но ладно. Это все — настроения и чувства. Ими никого не проймешь. Эмоциональный, так сказать, фон. А есть практическая сторона дела. И она в том, что под угрозой оказалось само будущее края. Края удивительного, прелестного, своеобразного, неповторимого (тут уместны любые слова), который называется Крымом, а еще точнее — Южным берегом Крыма. Состояние этой узкой прибрежной полоски земли вызывает особенное беспокойство.

Все ее богатство в красоте, которая умиляет и привлекает столь многих; в горах, которые прикрывают побережье от холодных ветров; в море, которое вместе с этими горами создает здесь оазис, где зреют гранаты и смоквы; в лесах, которые делают воздух целебным и питают источники и ручьи.

Где-то было сказано, что у всех людей пора надежд чище и свежее, чем пора их осуществления. Наверное, это естественно, потому что осуществление — это уже работа, пот, «грубый материализм», усилия и непременно сопровождающее их: «лес рубят — щепки летят».

Первые башенные краны — непременная примета нынешней стройки — появились у нас на моей памяти в средине пятидесятых годов, и как же мы радовались им! Сейчас — если не впереди этой радости, то рядом с нею — идет тревога: что там еще задумали?

Все чаще удивляет неуважительность к тому, что было построено раньше. В каждом городе есть свои достопримечательности. Мы жили рядом с одной из них — армянской церковью. Понадобилось время (это я говорю о себе), чтобы понять все изящество этой постройки. Недаром ее снимали в стольких кинофильмах, изображали на таком количестве картин. В ней все соразмерно и прекрасно.

В детстве мы просто носились, играя в прятки, вокруг этого здания с множеством потаенных уголков, а став старше, я вдруг увидел, открыл для себя его секрет. Оно монументально, а если смотреть снизу, от начала обсаженной кипарисами каменной лестницы, то просто величественно. Но в то же время оно скромно и в общем-то невелико. Величие, монументальность достигались парадной лестницей, тем, что снизу, с улицы, храм виделся возвышающимся над деревьями на фоне неба. А ведь был не так уж и высок.

И я подумал: какой же умница был архитектор (Тер-Микелов — я потом узнал его имя)! Он не выставил церковь напоказ, не стал гнать ее в высоту (это было бы смешно на фоне гор — их-то ведь не переплюнешь), он даже как бы спрятал ее в неровностях местности, зная, что истинно прекрасное все равно будет замечено. Он был несуетен и рассчитал все верно.

Но что сказать о людях, которые уже в наше время рядом с этой прекрасной церковью, но чуть выше, воздвигли безобразный шестнадцатиэтажный дом из монолитного железобетона и «убили» шедевр своего предшественника?

И ведь говорили им: не надо. И некрасиво это, и для людей плохо. Место-то на семи ветрах, а ветры у нас случаются жестокие. Неуютно будет людям жить в этом доме. Поставили бы лучше где-нибудь в стороне и ниже — хвастать-то нечем. Нет, высунулись…

Нечто похожее случилось и с Ласточкиным гнездом. Я, честно говоря, к этому творению вполне равнодушен, однако же визитная карточка Крыма — на всех обложках, открытках и фотографиях. К тому же будем справедливы: оригинальная, смелая постройка. И вот на одном мысу уже несколько десятилетий красуется Ласточкино гнездо, а на другом, рядом, будто в пику ему, недавно вымахали заурядный, но зато десятиэтажный санаторный корпус: чихать мы-де на все эти красоты хотели. Теперь Ласточкино гнездо не сразу и заметишь.

Не знаю, что дернуло меня заговорить обо всем этом во время нашей поездки с Ванечкой. С горечью, но вполне мирно: он-то ни при чем. Я рассчитывал на понимание. А он вдруг вздыбился. Заелись, мол, вы здесь своими крымскими красотами. Да что она — икона, эта ваша красота, чтоб на нее молиться? Здесь не сядь, там не стань. Радоваться тому, что много строят, надо, а они носом крутят. Тут-де не до жиру — людям жить негде, а они: красота, ах, красота!..

И все это с раздражением, в котором мне почудилось даже что-то личное. С передразниванием. Чего это он? Я опешил, попытался его переубедить. Ведь неправ же, неправ. Я был уверен, что смогу его убедить, но куда там!..

Не впервой сталкиваясь с этим феноменом, все не могу привыкнуть: откуда у нас это стремление отмахнуться от очевидного, от фактов, если они неприятны? И если бы только отмахнуться! Сразу же появляется раздраженность, и разговор уже идет не о существе, не о самих фактах, а о тебе, человеке, напомнившем о них: ты, дескать, такой-сякой, нехороший…

Я даже думаю: феномен ли это или всеобщая человеческая черта? Думая так, понимаю, что тем самым невольно ставлю себя как бы в особое положение: а вот я не такой! Скорее всего, тоже такой, только за собой этого не замечаешь.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Жизнь и судьба
Жизнь и судьба

Роман «Жизнь и судьба» стал самой значительной книгой В. Гроссмана. Он был написан в 1960 году, отвергнут советской печатью и изъят органами КГБ. Чудом сохраненный экземпляр был впервые опубликован в Швейцарии в 1980, а затем и в России в 1988 году. Писатель в этом произведении поднимается на уровень высоких обобщений и рассматривает Сталинградскую драму с точки зрения универсальных и всеобъемлющих категорий человеческого бытия. С большой художественной силой раскрывает В. Гроссман историческую трагедию русского народа, который, одержав победу над жестоким и сильным врагом, раздираем внутренними противоречиями тоталитарного, лживого и несправедливого строя.

Анна Сергеевна Императрица , Василий Семёнович Гроссман

Проза / Классическая проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Романы