Дождливое лето

При всем этом не следует преуменьшать и пагубного влияния Марация, то есть тех темных, подчас даже диких сторон деревенской жизни, какие еще существуют. Разве не дико, что Пелагея, когда воровала молоко, выручала едва ли больше, чем она стала бы зарабатывать, скармливая это молоко поросятам.

* * *

Сегодняшний день — какая-то коллекция дождей, собранных из различных времен года. Утром, задев нас только краем своим, прошла грозовая туча, погромыхивало где-то над полями, а в село угодило несколько крупных, летевших наискосок дождевых капель. Потом выглянуло солнце, и вдруг на нас обрушился ослепляющий, шумный, оглушивший землю летний ливень. Постепенно затихая, словно утомившись, он перешел в частый, пополам с солнцем грибной дождик. Но вот померкло сверкание капель, становилось темнее, будто день стремительно укорачивался, дождь начинал казаться сереньким и теплым майским дождиком, чему не так трудно было поверить, если посмотреть на сочную по-весеннему траву, на свежие листья деревьев. Исподволь похолодало, дождь умерил свою силу, едва приметная липкая осенняя морось, по временам колеблемая ветром, заполнила пространство между небом и землей. Оставалась еще надежда, что ветер, усилившись, разгонит тучи, а с ними уйдет и этот странный для июля дождь. Но он сеялся и сеялся, покуда не случилось так, что о дожде этом уже нельзя было сказать, что он моросит, — лил слякотный, холодный, нескончаемый осенний дождь.

* * *

Сергей Сергеевич дал мне ненадолго рукописную книгу некоего дьякона, взятую в краеведческом музее. В этой книге, составленной, вероятно, из разного рода печатных материалов, списанных дьяконом, приведена история авантюриста, который в 1170 году стал здешним епископом. Впрочем, возможно, что дьякон этот — церковный писатель, книга принадлежит его перу, была издана, а переписал ее кто-то другой.

Меня заинтересовало не происхождение рукописной книги, а сама авантюра, вызвавшая к тому же некоторые попутные мысли, весьма далекие от подробностей истории местной епархии.

Вот что рассказывается в этой книге.

Феодул, Феодорец, зовомый Калугер, россиянин, лжеепископ, нечестивый хищник и лютый насильник, племянник некоего знатного боярина киевского, был постриженником Печерского монастыря. Со многим имением пошел он в Царьград и просил вселенского патриарха, чтобы тот поставил его митрополитом в Киев, говоря ложно, что митрополита в Киеве нет.

Патриарх не принял его слов, тогда он настоял, чтобы поставили его епископом в Райгород, о коем, конечно, уверил, что епархия праздна, а по небытности митрополита не от кого в России поставлену быть.

Так, без всякого основания, по одному, видно, бесстыдному мздоимству и корыстной папской симонии, разрешающей продавать за деньги церковные должности, патриарх поставил Феодорца епископом райгородским, который и пришел из Царьграда на епископство в 1171 году.

Князь райгородский не захотел его принять, но посылал к митрополиту киевскому, дабы по порядку тот его благословил и дал дозволение. Лжеепископ же сего и слышать не хотел, говоря: не митрополит меня поставил, но патриарх вселенский, так от кого же еще другого мне дозволения и благословения искать!

К сему дерзновению приложил еще неслыханные злодеяния.

Везде он имения грабил, муча князей и бояр. И постельничего княжьего, человека богатого, ограбив, стремглав распял. Иным волосы и головы и бороды свечами сожигал. Иным язык, и нос, и уши, и уста отрезывал, Иных на стенах и на досках распинал. Иных рассекал пополам.

А жен богатых, измучив, в котлах варил.

Был сей Калугер предерзкий, бесстыдный и не сытый сребролюбием, яко ад, бесчеловечный, безбожный, телом зело крепкий, языком велеречивый, мудрованием злохитрый, и вси его бояхуся и трепетаху. Рыкал он, аки лев, велик был, аки дуб, дерзок и бесстыден, аки диавол.

Люди с плачем просили князя, чтоб защитил их от злодея.

Князь увещевал его, чтоб не злодействовал, но он ругал не только князя, хулил бога и святых. Досадуя, церкви многие запретил.

Тогда князь велел взять его и, окованного железами, отправил в Киев к митрополиту, который испытывал Феодорца в беззакониях. Но он отвечал с гордостью и ругательством, ярился, неподобное говорил.

По велению митрополичьему навязали на шею Феодулу жерновный камень и бросили в воду. Тако злый эле погиб. И было это В 1172 году.

Заканчивает автор эту историю справкой о том, что сей епископ в синодике церковном не обретается между архиереями.