О
днажды в почтенной и праведной семье родился ребенок. Но уж больно неудачный. Не мог ни ходить, ни говорить. В общем, совершенный идиот. Вот так он и пролежал всю жизнь на полатях, ни на кого и ни на что не реагируя. Как герань в горшке. И вот прошло лет 30-40, и однажды, на какой-то еврейский праздник, на пасху, кажется, мать собиралась готовить традиционные кушанья. И только она собралась взять для готовки какую-то кастрюлю, как внезапно (и впервые в жизни, заметьте!) это растение вдруг стало проявлять признаки неописуемого волнения. Чего-то он стал дергаться, мычать, словом, биться в истерике. Все, конечно, изумились, стали выяснять, чем ему не угодила эта кастрюля. В конце концов, выяснили, что когда-то в этой кастрюле, предназначенной для молочного, по ошибке сварили что-то мясное. А у евреев с этим делом строго – «не вари козленка в молоке матери его», и все такое.... Словом, нужна раздельная посуда для молочного и мясного. А ежели спутают, считается за страшный грех. Ну и получается, этот идиот их, как бы, предупредил – мол, не варите еду в этой кастрюле. Да-а…Но самое интересное выяснилось потом. В общем, подал он им этот знак, уберег от греха и тут же умер. Все страшно были удивлены и, как водится, обратились к раввину, чтобы он им разобъяснил, что бы это значило? Раввин порылся в книгах, справки навел и, что бы вы думали? Обнаружил-таки, что душа этого идиота в предыдущем рождении принадлежала великому праведнику и святому. Тот был настолько безгрешен и просветлен, что уже обрел полное право пребывать в вечном блаженстве у престола Всевышнего. Но при внимательном рассмотрении оказалось, что и на солнце есть пятна. В данном случае, одно ма-а-ленькое пятнышко. Этот святой однажды, о том не ведая, отведал мяса, сваренного в «неправильной посуде». Соответственно, место у престола ему было заказано, пока он не искупит свою невольную вину. И вот в неизреченной милости своей Господь дал ему этот шанс. Душа его возродилась в теле идиота единственно ради того, чтобы он уберег кого-то от той же ошибки, что сам совершил в прошлой жизни. Это раз. А два, что еще более интересно, этот обездвиженный идиот был выбран в качестве вместилища святой души, дабы не дать ей шанса заработать ненароком еще какой-нибудь грех. Так-то вот. Уместно ли говорить о невезении в случае этого обрубка, все страдания которого предопределены необходимостью исправления неведомой оплошности? И ежели даже сие возможно и всяческой похвалы достойно, то что тогда удивляться, что смыслом бытия каких-то людей является неоправданные вроде бы страдания? А вы говорите – зло. Эх, Костя, мы ничего не знаем, но иногда можем догадываться…
После этого рассказа рав посмотрел на часы: «О, уже поздно…, и повел меня ужинать в отельный ресторан. Расплачиваясь, он еще попросил две бутылки коньяка («самого лучшего») с собой.
– А коньяк зачем? С какой такой радости? – спросил я.
– Вот Валя… в смысле, генерал придет. И сразу коньяк затребует. Уж я-то его знаю, – улыбнулся Круглянский.
– Да когда он придет? – сказал я, и тревога с еще большей силой охватила меня.
– Не беспокойтесь, Костя, придет. Куда он денется?
***
Действительно, ближе к полуночи в коридоре раздались шаги и сразу за ними стук в дверь.
Круглянский открыл. Это был генерал. Но в каком виде! Рука на перевязи, сам бледный и весь какой-то взбудораженный.
– А, коньяк! Это хорошо… – сказал Пронин, схватил бутылку и прямо из горлышка выпил не меньше половины. Потом плюхнулся в кресло и, перехватив мой взгляд на раненую руку, почти весело сказал:
– А, рука… Это ерунда. Как говорилось в одном культовом советском фильме: «Всего лишь бандитская пуля». К тому же, на вылет прошла. А у меня для вас две новости – хорошая и не очень. С какой начать?
– А что Илья Львович?.. – начал было я.
– Ага, хотите с хорошей. Жив ваш Хаскин. И почти цел. Только палец они ему оттяпали. Но могло быть гораздо хуже. Он сейчас в больнице, но врачи сказали, что завтра шок пройдет, и они его выпишут.
– А плохая?
– Плохая? – генерал снова отхлебнул коньяк прямо из горлышка. – Там было целое сражение. Эти гады отстреливались вполне профессионально, надо признать. Но куда им тягаться с моими орлами? Четырех мы шлепнули, а два десятка повязали.
– А спонсор?
– Вот это, пожалуй, плохая новость. Он с сынком забаррикадировался и заявил, что живым не дастся. И слово свое сдержал. Когда мы дверь выломали и внутрь ворвались они так тихо себе оба лежали. Мертвые, с перекошенными лицами. Цианистый калий приняли. В общем, повели себя по-мужски.
Генерал еще поведал нам о некоторых особо ярких эпизодах этого безумного дня. А в конце подытожил:
– Что ж, дело, можно сказать, закончено. Преступники выявлены и свое наказание понесли. А, главное, можно быть уверенным, что этих «немотивированных» убийств больше не будет. Так что испуганные граждане смогут, наконец, расслабиться. Как гора с плеч…
– Ты думаешь? – спросил Круглянский с сомнением в голосе. – Как-то буднично все закончилось.