Драгун, на Кавказ!

Из-за глиняного забора высотой в человеческий рост выскочило более дюжины вражеских воинов, трое выстрелили в приближающихся русских и начали пятиться. Идущий перед Гончаровым Устим взвыл и схватился за бок. Тимофей вскинул мушкет, быстро взвёл курок и нажал на скобу спуска. Выстрела не было.

– Да чтоб тебя, дурень! – обругал сам себя Тимоха. – Ведь хотел же его зарядить!

Несколько драгунов выстрелили из своих ружей вслед татарам, и их пули уложили троих.

– Коли их, братцы! – крикнул Силович и увлек людей за собой.

Тимофей выхватил из-за пояса свой пистоль и выстрелил из него в пятящийся десяток татар. В такую большую цель было грех промахнуться. Один из врагов вскрикнул, выронил саблю и, схватившись за плечо, побежал прочь. Вслед за ним устремились и все его товарищи.

Шагах в трехстах виднелись ров и высокая насыпь с палисадом из толстых, обтёсанных сверху брёвен, а над ним нависали высоченные каменные стены. К проходам с перекидными через ров мостиками бежали толпы гянджинских воинов. Их прикрывали огнём из ружей и пушек с вала и со стены.

Барабаны били «отбой атаки».

– Стоять! Не лезем близко! – крикнул мимо пробегающий егерский майор. – У нас штурмового припаса нет, чтобы на стены лезть, сейчас всех тут положим. Отходим на пару сотен шагов!

Егеря и драгуны пятились назад под прикрытие глиняных заборов и деревьев сада.

– Тимоха, Герасим, Савелий, Ваня, – Устима берите и за первую стену его снесите, – распорядился Силович. – Там лекарей наших сыщите и на руки им нашего страдальца сдадите. Только чтобы осторожнее несли, по дороге бедолагу не растрясите! Сейчас, сейчас, потерпи маненько, – успокаивал он раненого, ощупывая бок. – Тут болит? Тут? Кажись, совсем рядом пуля, далёко вовнутрь не зашла, – наконец глубокомысленно проговорил старшина. – Вона как бугром кожа оттопырилась. Ну давай, братцы, взялись вместе!

Драгуны подхватили своего товарища и, стараясь идти как можно ровнее, понесли его туда, откуда они только пару часов назад начинали атаку. В этом же направлении ковыляли самостоятельно или вместе с помощниками и другие раненые, вели под конвоем захваченных в плен, бежали с докладами вестовые. Навстречу шли воинские команды, катились орудия и повозки с боевым припасом.

– Осаде быть, – отдуваясь, заявил Герасим. – Такую стену, как у Гянджи, быстро никак не проломить, да и нечем пока. Передохнём, братцы, запыхался я знатно.

Раненого положили на кучу листвы и присели рядом.

– Вот ведь не сподобились сюда летом пойти, – поднял уже набившую оскомину тему Чанов Иван. – Сиди теперь под этими стенами всю зиму!

– Не начинай, Ванька, и так ведь без тебя тошно, – оборвал его Герасим. – Чего уж теперь причитать?! Ну что, братцы, перевели дух? Пошлите тогда, а то вон как Устим мучится, надобно из него пулю поскорее вынуть.

Раненого опять подхватили и понесли дальше.

В каждом эскадроне был свой лекарь, при котором числилась отдельная фура, с двумя нестроевыми чинами. В полку был и свой врач, имеющий жалованье чуть ниже, чем у штабс-капитана, и приравненный, соответственно, по своему статусу к обер-офицерскому составу. При нём тоже была аптекарская и две лекарские фуры с четырьмя нестроевыми чинами. Именно к полковому походному лазарету и принесли Устима его товарищи.

– Пятый ранетый уже у нас, – проворчал пожилой дядька в надетом поверх шинели окровавленном фартуке. – Сюда вот пока его кладите, дохтор сейчас сильно занятый, – кивнул он на большой шатёр. – Полежит тут маненько на пологе, а потом вовнутрь его мы сами снесём. Ступайте, ступайте, нечего вам здесь толочься.

Из шатра донеслись громкий крик и стоны.

– О Господи, спаси и сохрани! – перекрестился Герасим. – Пошли быстрее, ребята, отседова!

– Не дай бог никому сюда попасть, – проговорил задумчиво Чанов. – В Польском походе довелось мне в гошпитале полежать, насмотрелся я там всякой жути. Чуть что, там сразу руку или ногу отпиливают. Пилы у дохторов такие страшенные, с меленькими эдакими зубчиками. Минута, вжик, и культя вместо руки у служивого.

– А чем обезболивают? – спросил его Гончаров.

– Чегоо? – переспросил в недоумении Иван.

– Ну, чтобы от шока болевого не умереть, чтобы не так больно было, когда режут, дают там какие лекарства?

– Вот ты точно, Тимоха, не от мира сего! – усмехнулся Чанов. – Какие там лекарства, какие шоки, чего ещё придумал?! Палку в зубы, чтобы их не раскрошил или чтобы язык не прикусил, и вперёд!

– А я слышал, что господа офицеры крепкое хмельное пьют перед этим, – заявил Герасим. – Сам, конечно, не видел, врать не буду, но только вот сведущие люди рассказывали. Дескать, одному гусарскому поручику бутылку трофейного крепкого хмельного дали, он с горла сразу половину её высосал, ему руку режут, а он песни поёт и другой рукой себе в глотку заливает, дохлёбывает.