Мы прошли через какую-то дверь, и внезапно воздух стал гораздо теплее, а в нос ударило зловоние, доносившееся от лошадей. Мы попали в конюшню, где жили эти несчастные лошади, работавшие глубоко под землей. Они стояли в узком стойле в полной темноте – через несколько лет такой жизни все они слепнут. Специально для них нужно закачивать свежий воздух – его требуется втрое больше, чем людям. Двигаясь по коридору, я думал о таком кошмарном существовании, а меня тем временем продолжал преследовать этот ужасающий запах. В конце концов мы подошли к тому месту, где непосредственно добывался уголь. Эта шахта полностью механизирована, здесь нет никаких кирок. Я увидел в действии ту машину, которую видел раньше только на выставке, – это был механизм, с помощью которого уголь перемещался по узким коридорам и доходил до вагонеток. Вокруг нас собралось несколько молодых шахтеров, которые хотели узнать об условиях труда шахтеров в Америке. Они сказали, что своими условиями довольны: проходчики работают по шесть часов, а водители вагонеток – по восемь. Они с радостью ожидают семичасового дня, обещанного всем рабочим правительством. Когда мы возвращались, в лицо все время дул ветерок. Мы прошли мимо ругающихся водителей, иногда у стен видели отдыхающих рабочих. Затем мы снова попали в помещение, залитое электрическим светом, зашли в клеть, с которой стекала вода, и были подняты наверх – все в целости и сохранности. Мы снова вышли на холод и кинулись в горячую баню, где смыли угольную грязь с рук и лиц…
На обратном пути мы остановились у группы новых шахтерских домов и постучали в дверь одного каменного домика, в окнах которого горел свет. Нам ответил пронзительный голос хозяйки – она боялась открывать дверь, потому что мужа не было дома. Мы подошли к следующему дому; здесь на нас начали лаять собаки, но хозяин открыл дверь. Он оказался довольно вежливым человеком, пригласил нас внутрь, появилась невысокая босая девушка – его жена. Нам показали маленькую кухню с большой кирпичной плитой, просторную гостиную и спальню – все выглядело новым и привлекательным. Он сказал, что за аренду, электричество и воду ничего не платит, потому что дом построил завод, на котором он работает. Он квалифицированный механик, зарабатывает 150 рублей в месяц. Сейчас, правда, в доме нет воды, и ее нужно привозить с близлежащей станции.
Добравшись до гостиницы, мы пошли поужинать в соседний кооперативный ресторан, где заказали шницели со свеклой. Мне понравилась игра скрипача из Вены и его жены – пианистки и виолончелистки. Сначала он по просьбе какого-то молодого человека сыграл прекрасную еврейскую мелодию. Увидев, что мы ее оценили, он специально для нас исполнил некоторые американские песни, в том числе «Янки-дудл». Думаю, что в этом захолустье он не процветает, а, напротив, очень нуждается. Возле пианино сидели две сильно накрашенные проститутки, из-за которых вспыхнула перепалка с Давидовской.
Мы все очень устали и осоловели от пива, тем не менее я вступил еще в один спор – с моим секретарем. Я высказал ряд соображений относительно советской действительности, и она очень этим возмущалась. Я сказал, что большинство показанных нам предприятий далеко не новы, они уже много лет действовали при царе, а некоторые даже не достигли довоенного уровня производства. Что у совхоза прибыль составила только 3000 рублей. Что, по словам агронома, трактора, которые в таких количествах выпускают в Ленинграде, по качеству сильно уступают американским, да и стоят дороже. Ну и потом я вспомнил торговца в поезде и его жалобы, я сказал, что нельзя работать с такой скоростью, что предприятия должны показывать больше прибыли. Она ответила, что ей стыдно снова повторять старую историю о войне и революции, разрушивших все отрасли промышленности, так что их пришлось восстанавливать. Она не будет снова разъяснять заявление Рыкова о том, что уровень производстве достаточно высок, но многое идет непосредственно рабочим, и темпы роста кажутся ниже. Как я мог подумать, что система не работает, после того, как я видел улучшение условий жизни масс и страны в целом? Почему я думаю, что они должны показывать прибыль в деньгах? Я считал, что она – никудышный экономист, но она никогда не предполагала, что я сам такой. Какова основополагающая цель производства: обеспечивать прибыль или же удовлетворять потребности людей и обеспечивать их жизненными удобствами? И разве это не то, чего быстро достигла в Советской России индустрия? Я говорил, что всегда знал об ужасных условиях жизни в России при царе, но она не думала, что я не знаю или не понимаю, куда идет вся прибыль предприятий, когда вижу значительное улучшение уровня жизни масс по всей России. Посмотрите на новые дома для рабочих, на прекрасные клубы, на работу в области культуры – даже в этой дыре. Посмотрите на новые больницы, на детские сады на фабриках (может, вы их мало видели?) – и у вас не останется сомнений в том, что промышленность работает с прибылью.