Драккары Одина

Чаще всего происходило так: Олаф и его охранник садились за стол и ели, а слуги сновали вокруг, осыпая норманна язвительными насмешками. Олаф не понимал, о чем они говорят, но по снисходительному выражению лица своего сторожа догадывался, что его оскорбляют. Один раз долговязый, сутулый псарь князя, напившись медовухи, обозвал его сыном блудницы. При этом псарь, оказываясь за спиной норманна, делал непристойные жесты, глумливои подмигивал княжескому ратнику, который ел вместе с Олафом, сидя на противоположной стороне стола.

И в этот момент в комнату зашел Ульберт. Он слышал все, но поначалу не подал вида. Сев рядом с ратником, он начал говорить с ним на венедском языке об охоте и вдруг, не меняясь в лице и не поворачивая головы, сказал по-датски насколько слов. Олаф вздрогнул и побледнел. Псарь направился к выходу, а Олаф, вскочив со скамьи, бросился на него. Не успев ничего сообразить, псарь оказался на полу, сбитый сильным ударом кулака. В следующее мгновение Олаф наступил ему башмаком на горло, подобно асу Видару, и только вмешательство ратника спасло псаря от гибели.

Когда об этом стало известно князю, он учинил расследование. Псарю пришлось рассказать все, как было.

— А он знает язык венедов? — спросил подозрительный князь.

— Сомневаюсь, — ответил Калеб. — Но, чтобы понять такое, знание языка не нужно.

— Хорошо, — кивнул Людовит. — Я объявлю во всеуслышание, что норманн неприкасаем. Всякий, кто покусится на его жизнь, — князь подумал немного, — потеряет руку.

— Это справедливо, — заметил Калеб. — Но способов убить человека много. Равно как и унизить. Боюсь, они (он имел в виду княжеских слуг) все-таки убьют его.

— На то воля богов, если это случится, усмехнулся с тайным удовлетворением князь. — Он или выживет, или умрет. А мы посмотрим, действительно ли кто-то бережет его.

Калеб ничего на это не сказал, а только подумал о том, что Людовит намеренно играет с темными силами, живущими по другую сторону мира. Играет...

Сейчас Калеб вдруг особенно остро ощутил эту пугающую раздвоенность Людовита. Кто же из двух братьев был истинным? Теперь один мертв, и оставшийся в живых забрал все, что когда-то принадлежало им обоим. Калебу вспомнилось то время, когда он попал сюда.

Долгие месяцы братья не открывали свою тайну, проверяя его. И только когда убедились в его верности, которую проверяли изощренными способами, а также в его глубоких познаниях в магии и устройстве мирозданья, признались.

Но и много раз позже братья временами продолжали испытывать дух Калеба, иногда плутуя и вводя советника в заблуждение. Говоря вечером с одним братом, он не был уверен, что утром будет говорить с ним же, хотя внешне все так и выглядело. Постепенно он все же научился различать их по неуловимым признакам, но главное, по страстям и желаниям. Если один был очарован магическими обрядами, второй, высокомерный и подозрительный, больше отличался независимостью и гордым умом.

Но в остальном они были удивительно похожи и лицом, и мыслями. Оба были образованы и тяготились принадлежностью к языческому племени. Подобное уже не раз случалось. Отец Калеба рассказывал ему в детстве о Вечном городе — Риме, о победах римских полководцев над варварскими племенами и о том, как, в свою очередь, вожди варваров пытались овладеть Римом. И это некоторым из них удавалось.

Войско вестготов под предводительством Алариха вошло в Рим и разграбило его. Но Вечный город потому и назывался Вечным, что никакие нашествия и бедствия не могли уничтожить его. В конце концов вестготы ушли в Испанию, где к тому времени обосновались свеи и вандалы — великое племя, которое имело флот и сумело захватить римскую провинцию в Северной Африке. Остготам пришлось отступить в Аквитанию. У франков было тогда две основные ветви — салиев, живших в приморских областях, и рипуариев, береговых франков, чьи селения тянулись по берегам Рейна и Мозеля [35].

Когда вождь салических франков Хлодвиг начал объединять вокруг себя остальные франкские племена, расширяя свои владения в Галлии, вождь другой ветви готов — остготов, Теодорих, воспитывавшийся в юности при дворе византийского императора, попытался захватить Константинополь, но после нескольких неудач, отправился в Италию, где окружил себя советниками. Он противостоял принявшему христианство Хлодвигу, но сам, сбросив личину варвара, с удовольствием погрузился в римскую действительность, ощущая в себе истинного европейского правителя, наследника великих традиций Древнего Рима.

В этом-то и заключался весь смысл нового «покорения» варваров, проходившего как бы изнутри. И потому Калеб прекрасно понимал метания и сомнения вождя язычников Людовита, который чувствовал потребность быть христианским монархом, чтобы стать своим среди христианских правителей, осененных десницей Белого Бога — Христа. А этому мешали и жрецы, погрязшие в темных обрядах, выдававших в них низких грубых язычников, и сам народ, не понимавший выгоды новой религии.