Джоан только хмыкнула, но Генри не рискнул на нее посмотреть.
— Спасибо за рассказ, — сказала она, однако он не услышал в голосе злости и с облегчением вздохнул. Внезапно она поднялась — плечу, возле которого она сидела, стало прохладно, и Генри подумал, какой же он несусветный идиот. Не разговаривать надо было, пока она сидела рядом. Он был уверен, что сейчас был тот самый нужный момент — и он его только что бездарно упустил.
Генри прикрыл глаза — и это оказалось ошибкой, потому что веки мгновенно отяжелели, и сознание начало проваливаться в мягкую темноту... Он заставил себя открыть глаза. Джоан внимательно смотрела на него, подсвеченная мягкими предрассветными сумерками. Усталость навалилась очередной тяжелой волной, и Генри пробормотал:
— Ты же не будешь против, если я усну здесь?
— Не буду. Но не на полу.
— Почему?
— Тебе будет неудобно.
— О нет, — возразил Генри, проваливаясь в сон. — Мне будет очень удобно...
***
Когда Бертрам вошел в кабинет, королева уже сидела за рабочим столом, а Теннесси дремал в кресле. Королева выглядела очень бледной, Теннесси — очень уставшим. Бертрам хмыкнул про себя. Ни ему, ни его людям ни разу не удалось уличить их в чем-нибудь... вообще в чем-либо, кроме очевидного доверия друг к другу, но Бертрам все равно подозревал, что не все так просто. Он не мог предположить, чтобы Теннесси был таким идиотом. Так плохо думать о людях Бертрам был не способен.
Королева быстро подняла на него глаза.
— Бертрам, — начала она очень тихо, куда тише обычного. Наверное, чтобы не будить Теннесси. Бертрам снова украдкой хмыкнул. — Я хотела извиниться. За вчерашний... инцидент. Я потеряла контроль. Мне очень жаль.
Бертрам склонил голову. Этикет не говорил, что следовало делать, если монарх просит у тебя прощения. Согласно этикету, монархи никогда не извинялись.
— Что делать с Монтгомери?
Вместо ответа королева протянула ему подписанный указ. Бертрам взял его и поклонился.
— Иди, — сказала королева тихо. Посмотрела на Теннесси и сказала, как будто подумала вслух: — Будить или не будить?
— Я не сплю, — пробормотал Генри, не открывая глаз.
Королева ничего не ответила, только слегка улыбнулась, и что-то такое было при этом в этой улыбке, что, выходя из комнаты, Бертрам невольно хмыкнул в третий раз.
***
— Теннесси!
Бертрам поймал Генри в коридоре, когда тот собирался пойти и нормально поспать в кровати.
— У меня к тебе ответственное дело.
Генри скривился.
— Не строй такую рожу. Прямо сейчас никуда бежать не надо. Можешь пойти и проспаться после бурной ночи.
Генри скривился еще сильнее.
— В общем... Ты же у нас обаятельный?
— Понятия не имею, — нахмурился Генри.
— Обаятельный, обаятельный. И умный. И вообще по драконам мастер... Теннесси, прекрати морщиться так, как будто ты выпил уксус. Мне надо, чтобы ты переговорил с первосвященником.
— Первосвященником?..
— Да. Королеву нужно короновать. В главном Храме.
— Но ведь коронует старший из лордов...
— Я в курсе. А Первосвященник стоит в сторонке и делает вид, что он ни при чем. Но я все равно хочу, чтобы ты разузнал, как он и его братия относятся к этому делу. К королеве и к тому, что она...
— Я понял, — прервал Генри холодно. — А ты, Бертрам, и твоя... братия — не можете это выяснить?
— Нет, — покачал головой Бертрам. — Мы не такие обаятельные.
Генри вздохнул.
— А почему я вообще должен делать то, что ты просишь? — поинтересовался он устало. — Я, вроде, не из твоей братии.
— Не из моей, — согласился Бертрам. — Мои все бессовестные. А ты — совестливый, и не откажешься оказать такую ничтожную услугу на благо королевства и королевы.
— Чтоб тебе пусто было, — пробормотал Генри.
— Значит, сходишь?
— И не подумаю, — отрезал Генри и пошел к себе.
— Спасибо! — крикнул ему вслед Бертрам.
***
Генри прислонился к одному из центральных столбов, настолько монументальных, что на месте каждого из них можно было бы поставить небольшой деревенский дом. Столбы уходили ввысь, туда, где под круглым отверстием в своде висела огромная линза. Сейчас было пасмурно, да и солнце еще не достигло зенита — поэтому хрусталь мягко переливался, вместо того чтобы выжигать и ослеплять.
— Природа Света переменчива, — заметил спокойный голос за спиной у Генри. Тот обернулся. Из глубины предела к нему шел старик в длинном, но очень простом белом одеянии. — Сейчас он тускл и неясен — а после вспыхнет истинной и пониманием.
Генри слегка склонил голову.
— Переменчиво то, как мы видим Свет, — возразил он. — Сам Свет по своей природе неизменен.
Старик усмехнулся.
— Читали Самюэла Готсби, милорд?
— Пару недель назад, — улыбнулся Генри. — Иначе бы не вспомнил.
Первосвященник подошел к нему и замер, сцепив жилистые руки.
— Чем обязаны такому визиту? Неужто захотели принести жертву?
— Погода неподходящая, — заметил Генри. Первосвященник снова усмехнулся. — Сколько человек вмещает Храм?
— Пять тысяч, милорд. Но во время больших праздников мы оставляем двери открытыми для тех, кто остался стоять на площади.
— А сколько было на коронации Джона?
— Какого из?
— Последнего.
— На улице никто не остался.
Генри кивнул и спросил: