Теперь же, после вторжения крессов и победы над ними, культ стал популярен, как никогда. Коронация, раньше проходившая в Храме Света скорее по причине его удобного расположения и размера, сейчас обретала особое, символичное значение. И хотя корону на голову монарха должен был возложить не первосвященник, а старший из лордов, Свет храма освящал это действо — этот выбор.
На коронацию было приглашено все высшее сословие — остальные могли присутствовать по своему желанию. Место в храме стоило дорого, тем не менее, в стране хватало купцов, желавших стоять рядом со знатью. На площадь перед храмом можно было прийти совершенно бесплатно — но уличные мальчишки нашли способ подзаработать, занимая с ночи лучшие места и продавая их потом желающим.
Желающих было много. Королева Джоан была популярна — хотя в этой популярности было много и страха, и недоверия. Тех, кто видел дракона вживую, в городе было не так много, и еще меньше было тех, кто стал свидетелем самого превращения. Но это лишь добавляло слухам и сплетням красочности, позволяя представить невзрачные факты в ярком облачении выдумки.
К полудню на площади было уже не протолкнуться. Стража с трудом сдерживала людей, чтобы оставить проход, по которому должна была пройти процессия вместе с королевой.
Однако, когда она наконец появилась, толпа сама отступила на шаг. И все, кто хотел встать поближе, чтобы рассмотреть ее получше, невольно опускали глаза при виде королевы. Смущал ли их блеск ее одеяния, вытканного серебром и украшенного драгоценными камнями, или блеск ее глаз, нет-нет, да и отливавших желтым? Они бы и сами не могли сказать.
Процессия вошла в храм и поднялась на возвышение у алтаря. Солнце стояло в зените — свет от главной, большой линзы падал ровно в центр каменного круга, в котором были разложены горные травы.
Коронация началась.
***
Джоан шла к храму в странном полузабытье. Было сложно поверить в то, что все это происходит на самом деле. Да, она прекрасно понимала, что уже давно королева, и этот день ничего не изменит, лишь подтвердит давно свершившееся — и все же ее сковывал страх. И с каждым шагом, пройденным мимо склонивших голову дворян, с каждой ступенью, ведущей к алтарю, этот страх становился все сильнее.
Джоан преклонила колени перед Уинсборном, старшим из лордов страны. Тот опустил на ее голову корону, накинул на плечи тяжелую мантию, произнес над ней положенные слова — она знала, что теперь должна встать и повернуться ко всем. Страх внутри разросся до размеров громадной ледяной глыбы. Когда Джоан поднялась на ноги, послышались приветственные возгласы, стройный хор, восхвалявший королеву.
Она обернулась к толпе — и замерла. Все стихло. Сотни лиц смотрели на нее. Тысячи людей ждали на площади снаружи. Тишина огромного храма навалилась на нее неподъемной скалой, и Джоан чуть не упала.
Она была совершенно одна. Должна была быть совершенно одна — корона на ее голове не могла принадлежать кому-либо еще, мантия не могла лечь на другие плечи. И она должна была нести их.
Одна.
Тишина продолжала давить, и Джоан попыталась сделать первый шаг к ступеням, слишком поздно замечая...
Кто-то сдавил ее локоть, так сильно, что она едва не вскрикнула от боли. Хотела обернуться — но Генри быстро зашептал:
— Соберись. Ты должна идти вперед — и я не могу идти с тобой. Не могу тебя держать. Ты должна идти сама.
Она слабо кивнула, невидящим взглядом уставившись вперед.
— Я досчитаю до трех — и ты пойдешь. А я пойду следом, мы все пойдем следом.
— Если я не справлюсь, — пробормотала она, опуская взгляд в пол, — поймаешь меня?
— Да.
Она снова кивнула — но страх внутри стал таять, исчезать в тепле и ясности его простого ответа.
— Давай, — прошептал он. — Раз... Два... Три!
И толкнул ее под локоть, вперед, к ступеням.
И она пошла.
Спустилась вниз, ступила в широкий проход. Море лиц смотрело на нее, грозовое небо сводов хмурилось и кипело — а она шла и шла, и колокол, возвещавший толпе снаружи о завершении коронации, отбивал в голове:
— Да, да, да...
***
После коронации все разошлись по своим покоям — отдохнуть и переодеться перед торжественным приемом, а Генри, к тому же, намеревался еще и перекусить.
— Зачем? — недоумевал Ленни. — Это же прием. Или королевская казна экономит, и кормить вас там не будут?
— Ленни, запомни раз и навсегда — на такие торжества нельзя ходить голодным. Иначе проведешь весь вечер в тщетных попытках поесть, ненавидя всякого, кто пытается завязать с тобой беседу.
— Обязательно запомню, — серьезно кивнул Ленни. — В следующий раз, когда меня пригласят на прием по случаю коронации, именно так и поступлю.
Генри рассмеялся.