Бертрам повернулся к Баррету и тихо пробормотал:
— Подними на уши весь замок.
— Рассказывать про лорда Ордея?
— Нет. Говори, что на регента напали. Есть шанс, что тогда тебя не убьют тоже.
Баррет кивнул и выскочил за дверь. Двое из людей Уорсингтона подались вперед, но Бертрам покачал головой. Регент нахмурился, кивнул на заднюю дверь у трона — но оттуда вышли те двое, которых посылал Бертрам.
Уорсингтон повернулся к нему.
— Ты рановато начал, — заметил Бертрам спокойно. — Стоило подождать до завтра.
— Ты делаешь поспешные выводы, — глухо ответил регент.
— Разве? Я пока еще никаких выводов не делал. Я только вижу труп.
— Он напал на меня.
— Я понял, — кивнул Бертрам. — Но теперь, как ты понимаешь, лорды не станут разгуливать безоружными. Я об этом позабочусь.
Уорсингтон нахмурился.
Из-за дверей послышались громкие шаги, как будто шло много людей.
«Быстро же парень обернулся», — удивился Бертрам.
Высокие двери с треском распахнулись.
— Уорсингтон, — раздался звучный голос Джоан. — С каких пор меня не пускают в Риверейнский замок?
Бертрам обернулся.
Они стояли в проеме рядом — она и Теннесси — в темных дорожных плащах, резко контрастирующих с блестящими доспехами стражи и яркими костюмами дворян, толпившихся за их спиной. Бертрам шагнул в сторону, пропуская толпу, хлынувшую в зал. Многие перешептывались, глядя на тело Ордея. Люди Уорсингтона отошли к регенту, собранные и вежливые — но мечи не убрали.
Король с королевой вышли в центр зала. Джоан долго смотрела на Ордея, но Бертрам со своего места не мог рассмотреть ее лицо. Затем она обернулась к собравшимся.
— На колени, господа, — сказала она, и ее голос снова разнесся под сводами гулким эхо. — Перед вами ваш король.
Дворяне снова зашептались, на этот раз рассерженно.
А затем к ним обернулся Теннесси. И совсем как тогда, на первом Большом Совете Джоан, люди стали один за другим опускаться на одно колено.
Бертрам изумленно уставился на них.
А потом Теннесси взглянул на Бертрама. Его глаза были пронзительно серыми, со странным перламутровым оттенком. И прожигали насквозь. И тут же, не понимая, что с ним происходит, Бертрам преклонил одно колено и низко склонил голову — а Теннесси в это время обратился к лорду-регенту:
— Лорд Уорсингтон, — его голос звучал тихо и отчетливо. — Вы обвиняетесь в измене короне, покушении на убийство и попытке государственного переворота.
Любопытство взяло верх — Бертрам приподнял голову. Теннесси приказал:
— Взять его, — и послушные Уорсингтону люди, вежливые и спокойные профессиональные убийцы подошли к регенту, окружили — и вывели из зала. Изумление Бертрама было столь велико, что он поднял голову еще выше и пристально посмотрел — сначала на Джоан, а затем на Теннесси.
И тогда он все понял.
Мертвая королева
Бертрам считал, что все понял — но ему понадобилось несколько дней, чтобы действительно осознать, как все было на самом деле.
Джоан отказалась от всего. От трона, от места в Совете, от участия в любых делах. Бертрам пытался ее отговорить — но она не желала и слышать о том, чтобы вернуться к управлению страной. Когда он пытался поначалу спрашивать у нее что-нибудь, она неизменно отвечала:
— Это лучше обсудить с Генри.
Имя своего супруга Джоан произносила глухо. Так обычно говорили про покойников.
Раньше Бертрам сомневался бы в том, насколько Теннесси можно доверить всю власть — но сейчас именно в этом он не сомневался. Генри — этот новый Генри со странными глазами — представлял собой идеал правителя. Он был рассудителен, справедлив, прислушивался к мнению других и решал все сам. Дворяне приняли его безоговорочно — все прошлые опасения по поводу брака Джоан не оправдались. С новым королем можно было бы работать.
Но не получалось.
Потому что всякий раз, когда Бертрам видел глаза короля, его охватывал ужас. Необъяснимый ужас, который не имел ничего общего с обычным человеческим страхом. Бертрам понял, почувствовал самим нутром, что теперь на троне Инландии сидел не человек с драконом внутри. На троне сидел дракон.
И Бертрам запаниковал. Он знал, что делать с людьми, как их контролировать, как ими управлять. Джоан плохо поддавалась контролю — но она, со всеми своими странностями, была хотя бы понятной. Нового короля Бертрам понять не мог.
Он снова пошел к Джоан — странной Джоан со звучным голосом, которая отказывалась им пользоваться, Она теперь обитала в приемной королевы, комнате, пустовавшей со смерти ее матери. Вид Джоан тоже пугал Бертрама — но уже по вполне понятным причинам. Она не очень хорошо выглядела. Мужской костюм, так шедший ей раньше, теперь смотрелся чужеродно, нелепо.
— Насколько он человек? — спросил Бертрам прямо.
Джоан, читавшая книгу, когда он пришел, смотрела на раскрытую страницу. Бертрам заметил гравюру. На ней был изображен дракон.
— Я не знаю, — ответила Джоан глухо.
— Но ведь вы должны его знать! Лучше, чем кто-либо еще!
Джоан грустно улыбнулась.