Дракон должен умереть. Книга III

Но она не собиралась сдаваться так легко. Она попробует продержаться хоть сколько-то. Джоан сосредоточилась. А Джон между тем повернулся к кровати, шагнул к Уорсингтону — и коротким быстрым движением перерезал тому горло.

Она вскрикнула.

— Зачем?.. — начала Джоан — хотя уже догадалась. Свидетель. Джон убирал свидетеля. Сейчас он убьет ее — и уйдет, заперев за собой дверь. Когда кто-нибудь хватится ее? И кто? Кто-нибудь заметит, что она пропала? Стража, которая приносит еду узникам?

Джон опустил меч.

— Прости, — он обернулся к Джоан. — Надо было велеть тебе отвернуться. Хотя... Ты ведь достаточно от него натерпелась, чтобы иметь право увидеть его смерть?

— Натерпелась? — глухо повторила она.

— Да. Я наконец узнал обо всем, — голос Джона звучал удовлетворенно — как будто он и впрямь узнал что-то важное. Как будто перед ним не лежал труп человека, которого он только что хладнокровно зарезал.

— О чем ты узнал?.. — Джоан говорила с трудом, пытаясь не смотреть в сторону кровати.

— Как он преследовал тебя! Хотел убить! — Джон нетерпеливо тряхнул головой — как делал это в детстве, когда она чего-то не понимала.

— Уорсингтон преследовал меня?..

— Конечно! А ты думала, кто подсылал к тебе убийц?

Джоан посмотрела в бледное, нервное лицо своего брата.

— Ты.

Его глаза расширились.

— Я?

— Так они сказали... — Джоан вдруг поняла, что не помнит точных слов Вайля. Там было что-то про ее брата, про убийство отца... Говорил ли он, что ее брат отдал приказ?..

— Ты считала, что это я хотел тебя убить? — голос Джона дрожал, а глаза лихорадочно горели. — Тебя... убить?!

— Но ведь ты схватил Генри в Тенгейле! — не выдержала Джоан. Это-то он никак не мог свалить на Уорсингтона!

— Потому что я хотел, чтобы ты бросила его!

— Но для чего?!

Джоан яростно выдохнул.

— Для того, чтобы он не добрался до тебя! И не сделал того, что наш отец сделал с матерью!

— Что он сделал?..

— Убил ее!

Джоан в ужасе смотрела на брата.

— Но ведь она умерла...

— Родив тебя, — глухо докончил Джон, пристально глядя на нее.

И тогда Джоан наконец поняла.

— Ты не хотел, чтобы у меня были дети, — медленно проговорила она. Джон кивнул — и мягко, страшно улыбнулся.

— Я был, наверное, плохим братом. Но я должен был уберечь тебя от этого.

— Значит, отца ты тоже не убивал? — тихо спросила Джоан.

Джон покачал головой.

— Я не знал, что его убили. И долго не мог понять, что ты тогда имела в виду в замке.

Он обернулся на мертвого Уорсингтона.

— Ну, теперь-то все в порядке, — спокойно заявил он.

Замок снова щелкнул, и дверь с грохотом отворилась.

А в следующее мгновение из-за столба появился дракон. Высокий, яростный, страшный.

И он не увидел Джоан. Первым, что заметил дракон, был ее брат. Вторым — кровь на лезвии. И решение было принято до того, как она успела его окликнуть. Дракон взмахнул мечом одновременно с ее криком: «Стой!..», а Джон уже падал назад, отброшенный ударом. Она вскочила, бросилась к брату, и дракон увидел ее и громко вздохнул. Но она даже не обернулась к нему. Упала на колени перед Джоном.

Он смотрел на нее удивленно. Открыл рот, собираясь что-то сказать.

Это что-то должно было быть очень важным. Чем-то, что она запомнила бы на всю жизнь. Значимым, наполненным смыслом самого момента. Ее памятью, оправданием, объяснением всего. Завершением пути, точкой и последним аккордом.

Но Джон так ничего и не сказал.

Он просто умер.

***

— Генри, ты должен пойти к ней, — голос Баррета был тихим, но настойчивым.

Король стоял к нему спиной, очень темный и высокий на фоне окна.

— Хорошо, — ответил он ровно и обернулся. Баррет не мог разглядеть лицо короля — и тем более странно смотрелись глаза, хорошо различимые, светлые, будто подернутые перламутровой пленкой. Эдвард вздрогнул.

Глаза давили на него нечеловеческой силой присутствия.

***

Он нашел ее в склепе. Белое траурное платье мягко блестело в свете множества свечей. Джоан сидела на коленях рядом с надгробной плитой брата — теперь уже настоящей. Дату смерти менять не стали.

— Джоан, — позвал он — но голос был бесцветным, равнодушным. Она подняла на него глаза.

— Уходи, — сказала она глухо — и столько ледяной ненависти было в ее голосе, что он не стал ничего отвечать.

Он ушел.

Невыполнимая просьба

С одной стороны был холодный шелк, с другой — горячий воздух. Значит, снова растопили камин. Значит, утро. Джоан определяла так время суток — камин топили днем, ночью комната остывала. Перед рассветом было холоднее всего, и Джоан куталась в меховое покрывало, свернувшись на огромной кровати.

Лучше не становилось. Только хуже.

Она продолжала слабеть. Теперь уже не оставалось никаких сомнений — тело отказывалось жить по новым правилам. Вдобавок к слабости и сонливости у нее совершенно пропал аппетит. По старой привычке Джоан поначалу заставляла себя есть, безо всякого удовольствия, буквально запихивая по кусочку, но скоро это стало совершенно бесполезно — надолго еда внутри не задерживалась. Слабость усиливалась, и однажды Джоан поняла, что не может встать.

И не встала.