— Удача?! Мы взяли прицел на лодку Богачева в тот момент, когда находились прямо над ней, а она шла вертикально вниз. Богачев, развернув лодку, естественно, воспользовался старым ходом на этом участке пути и поручил автоматам продолжать линию дальше по вертикали. После этого не столкнуться мы уже не могли. Маркшейдерски точная сбойка стволов. Могли бы налететь друг на друга носами. Расчет и отличная конструкция «дракона».
Вот так под землей. Можно разойтись в пяти метрах и разыскать другого в километре, а наверное, и в десятках километров. Если, конечно, путешествовать в «драконе» и держать в порядке связь.
Во время разговора мы двигались вперед, а Богачев следовал за нами. Скорость «дракона» превышала максимальный ход лодки-одиночки раза в два. Но Богачев шел в кильватере, фактически по готовому тоннелю, отбрасывая уже размельченную породу, и на горизонтальном участке отстать не мог. Плохо, что, находясь вплотную друг возле друга, мы не могли поддерживать телефонную связь.
То Савостьянов, то Дорохов вдруг прекращали разговор и начинали прислушиваться. Тогда замолкали и остальные. В тишине слышался только слабый шелест размалываемой породы.
— А за счет чего мы идем? — шепнул я Лансере после одной такой паузы. — Ведь воздух с поверхности не поступает.
— Реактивные двигатели отбрасывают пыль, — сообщил Лансере. — Из перемалываемой породы.
— Бедняга Богачев!
— Это вы про пыль? — удивился Лансере. — Не все ли равно лодке — идти сплошь в земле или в облаке пыли. Сквозь пыль легче.
Мы болтали о чем угодно, лишь бы заполнить минуты ожидания.
— А что, если вода пойдет в обход той стенки, что мы соорудили в тоннеле? Ведь там все обрушилось и, возможно, для воды открылись новые проходы? — спросил я и прикусил язык. Касаться этой темы, вероятно, не следовало. До этого мы с Лансере нарочно уводили свой разговор подальше от того пунктика, вокруг которого все время вертелись наши мысли.
Но Савостьянов с Дороховым находили естественным вести разговор о главном предмете. Они мыслили как специалисты, ищущие решение задачи.
— Вполне возможный вариант, — кивнул Савостьянов, словно я был студент, давший хороший ответ. — Все зависит от давления, под которым находится вода.
— Оно ослабнет, пока она заполнит пещеры и доберется доверху, — высказал я предположение. Мои познания в этой области не выходили за пределы представлений о кровяном давлении внутри человеческого организма.
— Все зависит от того, сколько там воды. Бочка или океан, — откликнулся Дорохов.
— Многовато неизвестных, — вздохнул Лансере. — Я думал, только ветер ставит так много загадок.
Савостьянов сдвинул брови. Все замолкли.
— Я думаю делать разворот.
Дорохов кивнул.
Кресла стали смещаться. Но теперь передний экран уходил не под ноги, а принялся забираться ввысь, Когда кабина приняла наклонное положение, Савостьянов остановил «дракон».
Дорохов только кивнул мне. Я соскочил с кресла и направился к выходу.
— Самый рискованный момент, — сказал мне Дорохов в тамбуре. — Выходим внутрь планеты, а можем очутиться в кипятке.
Я понял это как предупреждение, что зевать нельзя.
Дорохов включил прожектор. Свет уперся в поворот тоннеля. Гладкие сверкающие стены создавали впечатление надежного сооружения, только что покинутого строителями. На самом деле они могут оказаться не прочнее раскрашенных холстин — простая декорация, которую ничего не стоит сдернуть стихийной силе природы. Дорохов вытащил из нижней части «дракона» толстую, гибкую, хитро переплетенную и, видно, тяжелую цепь; он согнулся под ее тяжестью. Я кинулся помогать.
Мы протащили цепь по коридору, сначала под гору, потом вошли в горизонтальную часть. Тут мы уперлись в лодку Богачева.
Ее тупой, округлый нос рассекали спиральные борозды и гребни. Из последних сил мы подтянули цепь к крюку, который высунулся нам навстречу. Дорохов накинул замок, которым оканчивалась цепь, на крюк и защелкнул. Крюк втянулся внутрь лодки, и цепь вошла во что-то вроде клюза.
Не тратя ни слова, Дорохов повернулся и толкнул меня к «дракону». Мы побежали. Сзади слышался свист. Струи пара пробивались между металлом лодки Богачева и стенками тоннеля. Опять эти гладкие стены играют с нами дурную шутку. Уж лучше бы стены плотно обжимали корпус лодки и та выполнила бы хоть ненадолго роль пробки.
Я раза два оглянулся. Сначала вокруг носа лодки образовалось кольцо из пара. Потом пар хлынул на нас, как из толстой трубы. Очки запотели, я ничего не видел и с размаху шлепнулся на полуоплавленную щебенку. Я даже не понимал, куда ползти. Крепкая рука схватила меня за шиворот (я понял, почему в комбинезонах подземников устраивают стеганые воротники и широкие пояса с петлями), и, подчиняясь ее нажиму, я как в кошмаре двигался на коленях, все время ожидая, что стукнусь головой о «дракона».
Туман стал светлеть, хотя оставался непроницаемым. Дорохов продолжал подталкивать меня вперед, а сам двигался рядом, так что я все время чувствовал его бок.