«Дракон» идет на выручку

«Если даже такая инертная натура, как Лансере, — думаю я, — и то поддалась, нетрудно представить, что могло случиться с Богачевым, человеком, надо полагать, обыкновенным, то есть достаточно впечатлительным. Один, самостоятельно управляя подземной лодкой, перерезав бездумно связь с внешним миром, он чертит траекторию прямо в пекло, словно мотылек, летящий в огонь».

Подрагивает корпус корабля, чуть покачиваются кресла-люльки, перед моими глазами проходят черные, розовые, красные слои пород — иногда густо-матовые, иногда сверкающие блестками, иногда в каких-то пятнах, как шкура леопарда. Я не силен в геологии и пока воспринимаю картину с чисто эстетической стороны.

Вдруг я представляю, как измельченная порода, которую оставляет позади себя «дракон», под действием тяжести движется вслед за нами, засыпает ход, пробиваемый кораблем, отрезает нам путь назад. Я ощущаю, как щебенка, подобно пригоршням земли, кидаемым в могилу, подваливает и подваливает, погребая наш металлический гроб. Вот уже, наверное, скоро километр, а мы идем все глубже, все основательнее хороним себя в недрах Земли. Мною овладевает неукротимое желание встать, пробраться к задней двери и стучать в нее кулаком, пока она не откроется.

Дорохов косит глазом на меня, крутящегося в кресле, борющегося с мягкими механическими руками, которые с настойчивостью санитара удерживают меня в сиденье, и усмехается. Должно быть, приступы подобного рода случаются с новичками.

Лансере висит спокойно, точно взвешивается на весах после ванны, и не выражает никакого намерения предпринимать какие-либо действия. «Если бы Богачев был такой»... — вспоминаю я. Да, тогда бы мы не мчались сейчас в глубины планеты!

Нечаянно я делаю открытие: рядом с большим экраном различаю красную стрелку глубиномера. Я смотрю на тонкую стрелку, уткнувшуюся в черную цифру, и обнаруживаю, что мы вовсе не находимся в глубинах планеты и вообще не мчимся. «Дракон» прошел всего десять метров по вертикали и не скоро одолеет одиннадцатый, судя по тому, как томительно медленно эта стрелка ползет. Однако другая стрелка — синяя — (она показывает скорость лодки Богачева) движется еще медленнее, почти стоит на месте, Так что «гонки» в разгаре.

Когда, спустя десять минут, я снова бросаю взгляд на глубиномер, то обнаруживаю, что мы прошли уже семнадцать метров. Неплохо! Но я тут же подсчитываю, что если даже мы разовьем скорость метр в минуту, нам потребуется 33 часа, чтобы пройти два километра.

— Когда мы догоним Богачева? — спрашиваю я Дорохова.

— На третьи или четвертые сутки, — отвечает он. — Если повезет.

Видя недоумение на моем лице, разъясняет:

— Богачев не стоит на месте. Скорость хода и лодки и «дракона» меняется. Многое зависит от его маршрута и от того, какие встретятся породы. И мы не все время будем идти по прямой.

Лансере выслушивает эти соображения совершенно спокойно.

— Чем больше, тем лучше, — говорит он.

— Вам нравятся путешествия под Землей? — спрашиваю я.

— Совсем нет. Моя стихия — воздух. Я исследую ветры.

— Как же вы очутились здесь?

— Меня срочно вызвали. Мы испытывали новую ветровую установку. Антарктида — отличный полигон ветров. Вдруг меня попросили спуститься к начальнику рудника, и вот я здесь.

— Вы не жалеете?

— Я рад, если смогу сделать что-нибудь для Богачева, но боюсь, что мое присутствие бесполезно.

Он покосился на Дорохова.

— А что, по-вашему, мы должны делать? — пробурчал Дорохов. Видимо, его многое раздражало в нашей импровизированной не по правилам экспедиции.

— Ничего, — ответил Лансере.

Савостьянов оторвался от изучения пульта с приборами и задрал голову.

— Что вы хотели этим сказать?

— То, что сказал. — Лансере проговорил это каким-то кротко-печальным тоном.

— Вы считаете, что не нужно спасать Богачева? — Дорохов изумленно уставился на Лансере.

— Его уже спасали и не один раз, — сказал Лансере.

— Разве Богачев не первый раз под землей? — повернулся Дорохов к Савостьянову. — Почему же его пустили снова? Раз уже случай был...

Савостьянов пожал плечами.

— Тот случай был не под землей, а в горах, — сказал Лансере. — И двенадцать лет назад. Первый случай.

— Но он же был тогда совсем мальчиком?

— Вот именно. Так к нему и отнеслись. И в этом заключалась ошибка.

— Вы что-нибудь понимаете? — спросил Дорохов меня и Савостьянова. У него действительно был вид человека, ничего не понимающего. — Я совершенно не могу уловить хода мысли... Почему, по-вашему, мы не должны спасать Богачева?

— Дайте человеку рассказать по порядку, — спокойно заметил Савостьянов. — Ведь для этого, собственно, Лансере с нами на борту. Он — школьный товарищ Богачева, друг детства.

Так вот в чем заключается «специальность» Лансере в данной поездке.

— У нас времени много, — согласился Дорохов. — Можем все выяснить обстоятельно.

— Разве ты не собираешься поворачивать обратно?

— Зачем?

— Ты же сам не дал согласия на рейс!

— Не дал, но это не значит, что я хочу, чтобы мы повернули обратно.

— Довольно сложная психология, — улыбнулся вдруг Лансере.