— При чем тут психология! Я — спасатель. Я спасаю людей. Сумма правил и ясность — вот наш девиз. И решительность.
— Вы спасаете людей, — мягко возразил Лансере. — Значит, вы должны знать людей. Если вы схватите Богачева за уши и вытащите на поверхность — вы его не спасете. Ему требуется совсем другая помощь.
— Что же, по-вашему, мы должны делать?
— Оставьте его в покое, — голос Лансере прозвучал устало. — Боюсь, я не сумею убедить вас, — добавил он. — Но нас здесь четверо. Давайте рассмотрим проблему в самой ее сути. А суть вовсе не в том, что Богачев повернул лодку к центру Земли. Это чистейшая случайность.
— Случайность? — не удержался Дорохов. — Вывел из строя экран — раз. Связь с поверхностью отключил — два. Снял ограничитель глубины — три. Ведь на его подземной лодке стоял ограничитель. Только поэтому его могли отпустить одного. Разрешение давалось на безопасное каботажное плавание в хорошо изученном районе. А он перешел в запретную зону и вдобавок повернул вглубь. Столько поступков и чтобы их сразу совершил один человек! — воскликнул Дорохов с искренним удивлением. — Этого не случалось за все семь лет, что я здесь работаю.
— Он совершил всего один поступок, — сказал Лансере. — И он должен был его совершить. Рано или поздно. Я все время ждал чего-то подобного...
— Что же вы не предупредили? — Дорохов так повернулся в кресле, что механические обхваты заскрипели, усаживая его снова на место. — Ничего бы не было.
— Был бы другой случай. Но раз это произошло здесь, под землей, — не будем мешать Богачеву.
— Придется, — сказал Савостьянов, — придется прослушать лекцию по психологии. Между прочим, — добавил он, глядя на экран, — Богачев перестал уходить в глубину.
— Случилось что-то с лодкой?
— Возможно. Он стоит на месте уже десять минут.
— Нельзя ли прибавить ходу? — Дорохов сделал порывистое движение.
— Правила безопасности не допускают. — Савостьянов говорил без тени иронии.
— Я сниму ограничитель. Своей рукой.
— Я мог бы сделать это и сам. Но раньше, чем через двенадцать часов, нет резона. Застрянем потом где-нибудь на полутора километрах.
— Хорошо, что есть правила безопасности, — сказал Лансере без всякой насмешки.
— Это технические условия.
— Все равно. Богачеву повезло.
— Ну, рассказывайте про Богачева, — требовательно произнес Савостьянов. — Пора знать все о нем.
— Говорите! — воскликнул и Дорохов, с печальной иронией глядя на экран. — Чем-то должны мы отвлечься от этой цифры и от этой стрелки. Может быть, вы и правда снимете камень с моей души, и я спокойно буду смотреть, как глубинные породы превращают в лист подземную лодку!
— Нет, этот камень я не сниму с вашей души, — возразил Лансере.
Я с волнением следил за разговором, который принял такой неожиданный оборот. До того как я вышел из поезда на Ледяной станции (мне показалось, что это было год назад!), работа в Антарктиде представлялась мне гораздо яснее и проще. С самого начала сцены в кабинете Савостьянова я почувствовал какой-то скрытый поединок между Лансере и Дороховым. Мне казалось, что прав Дорохов. Богачева следовало как можно скорее догнать, а потом уже разбираться в деталях. Савостьянов, самый спокойный и уравновешенный из нас и самый опытный, придерживался, по-видимому, какой-то иной точки зрения. Зачем-то он взял на борт Лансере.
Лансере начал рассказ, а мы сидели и не спускали глаз со стрелки, стоящей на месте, и точки, спокойно светившей в центре экрана.
Рассказ оказался коротким. Двенадцать лет назад школьник Леонид Богачев струсил. Он взобрался по пожарной лестнице на восьмой этаж — всего-навсего — и... не мог спуститься. То ли боязнь высоты, то ли головокружение, то ли страх приковали его руки к металлическим поручням. Он стоял бледный и не мог сдвинуть даже ногу, поставленную на ступеньку. Так, закоченелого, его сняли, втащили на ближайший балкон. Он отошел не сразу.
Мальчишки, товарищи, шалуны, лазившие по лестнице вверх и вниз, как обезьяны, высмеяли Леонида.
Через два месяца, во время экскурсии в горах, Леонид забрался на скалу, на которую не отваживались влезать даже самые отчаянные из озорников. Он стоял бледный, скрестив руки, и смотрел вниз, словно полководец перед решающим сражением. Мальчишки замерли. Но тут группа туристов, очутившаяся по соседству, бросилась спасать Леонида. Скалолазы штурмовали вершину с трех сторон, отрезая Леониду все пути к спуску. Когда двое из них ворвались на узкую площадку, куда они загнали Леонида, он стоял, в отчаянии закрыв лицо руками.
— Мальчик, не бойся, — сказал первый, опустив руку ему на плечо. Второй уже разматывал веревку, подвешенную к поясу. На веревке его спустили вниз.
— С тех пор Богачев совершил еще три отчаянных, бесшабашных поступка, — сказал Лансере. — Каждый раз его спасали. Понимаете, он один раз должен был выйти победителем сам. Чтобы вернуть уважение к себе. Все двенадцать лет ему не удавалось сделать это.