Дракон мелового периода

— Пусковая шахта. С баллистическими межконтинентальными ракетами. Только имей в виду, это военная тайна.

— О Боже…

— Там солдаты, которые при этой шахте, все сплошь радиоактивные мутанты. Кроме того, у них от радиации совершенно крыша съезжает. Если встретишь такого в лесу, все — считай, тебе хана. А если в другую сторону пойдешь, то угодишь прямо в болото. Там даже местные тонут, что уж говорить о городских…

— Тогда я пойду на реку, — упорствовала я. — Что, и там сожрут?

— На реке — нет. Но там браконьеры.

— Ну и что?

— Да ничего. Изнасилуют и отпустят.

— Да ну тебя к черту с твоими дурацкими шутками! — рассердилась я и, ускорив шаги, пошла к дому. Позади радостно хохотала Машка. Ишь, как быстро научилась дразниться. Главное, она так и не призналась, соврала насчет опасностей или нет.

Я прошла за дом, влезла на сеновал, зарылась там в сено и погрузилась в мрачные мысли. Пахучую сухую траву золотило утреннее солнце, снаружи доносился беззаботный Машкин голос. Но это ничего не меняло. Мир был по-прежнему сложен, непонятен и полон опасностей.

Мои пальцы нащупали в кармане Сашину фотку, Я вытащила ее на свет и вопросительно посмотрела в глаза своему бывшему идеалу. «Не парься, — прочитала я в них ответ. — Ты больше не мастер реальности, да и я не идеал. Ничего не выйдет». Я мысленно согласилась и со вздохом Убрала фотографию в карман.

Так начиналась моя жизнь нормального человека. К вечеру воскресенья наконец угасла грандиозная пьянка, сельские родственники постепенно расползлись по своим дворам, и мои родители уехали в город. Я осталась одна: в дикой местности, в чужом доме, с незнакомой бабкой и почти незнакомой сестрицей. Я засыпала в темноте на жестком матрасе на сундуке, в котором с каждой ночью оставалось все меньше романтики; заклепки впивались в бока, и спящая Машка, оттеснив меня на самый край, сопела прямо в ухо. Я слушала скрипы и шорохи старинной избы и сама себе казалась чужой, как будто настоящая Геля осталась в городе.

5. Меловой карьер

Несколько дней спустя мы с Машкой сидели на траве у самого берега реки Утки, мочили босые ноги в воде и плели венки из кувшинок. Идея была моя, и не сказать, что из самых удачных. У кувшинки красива только желтая чашечка, а ведь еще у нее есть длиннющий склизкий стебель, воняющий, как гнилая картошка, и покрытый какой-то бурой слизью. Впрочем, этой странной Машке было, по-моему, все равно. Такое ощущение, что до знакомства со мной ей и в голову не приходило плести венки из кувшинок, и теперь ее это страшно прикалывает. Я, морща нос, доплетала свой венок и как раз думала, что ни за что в жизни его не надену, когда вдалеке за лесом загрохотало. Сначала удар, как от взрыва, — «б-у-уух» аж земля завибрировала, а потом — глухой длинный нарастающий рокот, как будто где-то в бездонную пропасть обрушивалась десятикилометровая гора. Я посмотрела в небо, хотя и так знала, что оно ясное — уютное, бирюзовое с розовым краем деревенское небо. «Гроза, что ли?» — подумала я, косясь на Машку. Она на грохот не обратила внимания вообще, будто его и не было. Лицо у нее было спокойное и сосредоточенное на работе. Может, у меня начались слуховые галлюцинаци?!?

Рокот начал затихать. Но теперь к нему добавился свист. Это было что-то новенькое. Я не выдержала и повернулась к Машке:

— Слушай, а что это такое…

Свист нарастал, становился все пронзительнее и вдруг превратился в звонкое «шмяк». Мне по лицу хлестнула прибрежная грязь. Я с визгом вскочила на ноги. Машка уставилась на меня и захохотала, как гиена.

— Хватит ржать! Ты это видела?! — крикнула я, вытирая лицо.

— Ну видела, — послушно перестав веселиться, сказала Машка. — Ну и что? Подумаешь, Чуть-чуть забрызгало. Вот если бы он тебе на голову упал, это было бы не смешно, а грустно.

— Кто — он?!

— Камень.

Меня охватили нехорошие предчувствия.

— Какой еще камень?

Машка со вздохом поднялась с травы, пошарила рукой в воде у берега и выловила здоровенный — с ладонь — плоский серовато-белый булыжник с острыми рваными краями.

— Вот этот.

Я представила, как эта каменюга со свистом падает на голову, и мне стало плохо.

— Я чего-то не въезжаю… а почему он по воздуху летел?

— Так взрывы же, — пояснила Машка. — Это ж не настоящий камень, это кусок мела. Там, за железкой, возле Краснозаводского — меловой карьер. Типа мел добывают. Взрывают стенку, осколки и разлетаются во все стороны. Бабка говорит, километра за три их находят. И к нам во двор залетали не один раз.

«О, блин! — подумала я. — Значит, вот откуда грохот. Ну и местность. Атомные ракеты, браконьеры, псы-людоеды, да еще, оказывается, и камнепады бывают. А не вернуться ли мне по-быстрому в город?»

— Там, на карьере, очень интересно, — продолжала Машка. — Только детей близко не подпускают. Да и вообще никого не пускают, когда взрывают. А когда не взрывают, туда все шастают. Мужики за мелом, мальчишки — купаться, парни — за трилобитами.

— За чем, за чем?