Дракон мелового периода

Эти слова привели спорщиков в чувство, и они замолчали, сердито сопя. Я обвела пристальным взглядом окрестности. Но вокруг было так тихо и безлюдно, как бывает только в настоящей глухомани. Единственными движущимися объектами были только мы, уходящее за лес солнце и восходящий месяц. Я окинула вглядом засыпающий луг и подумала, что он просто притаился до поры, а в полночь все его цветы и травы очнутся и явят миру свои волшебные свойства.

Мы подошли к краю карьера и несколько минут внимательно разглядывали его во все пять глаз.

— Абсолютно марсианский пейзаж, — невольно понижая голос, высказалась я.

— Ты что, на Марсе была?

— Нет, по телику видела. Камни, камни, трещины, зубцы, все багровое, и никаких признаков жизни.

— Это верно, — кивнула Машка, поглаживая рукоятку топора. — Никакого шевеления. Блин, как же эта змеюка все-таки ожила, не представляю! Может, от тепла? Или от сотрясения почвы?

— Может, дракон все там же, в ручье с хариусами? — подумала я вслух.

— В ручье его нет, — негромко сказал Мишка. — Я же за ним следил. Он там только охотится, а потом возвращается сюда.

— А почему сюда? — угрюмо спросила Машка, еще не переставшая обижаться. — Почему не в Утку? Там, кстати, и пищи больше. Браконьеры, скотина, школьники на каникулах…

— В Утке для него слишком грязно и шумно, — возразил Миша. — Катера, лодки, сети. Он любит, когда тихо.

— А взрывы? — спросила Машка. — Представляете, придут завтра рабочие, заложат шашку, рванут, а дракон на них как выскочит!

— Мишка же сказал, что днем дракон болтается по лесу…

— Если серьезно… — негромко произнес Мишка, и мы сразу замолчали. — Если серьезно, то я думаю, что дракон сейчас там.

И Мишка показал в сторону смоляного озерца на дне карьера.

Мы дружно посмотрела вниз.

— Вполне вероятно, — помолчав, согласилась я. — Что-то в нем есть такое… зловещее.

— А давайте я камень кину! — кровожадно предложила Машка.

— Не надо ничего кидать, — решительно остановил ее Миша. — Не надо шума. Предлагаю другое — садимся здесь, разводим костер и ждем.

— Чего ждем?

— Пока дракон не вылезет сам.

— И придет на огонек?

— Огонь животных притягивает, — авторитетно сказал Миша. — Но одновременно и отпугивает. На это и расчет. А мы посмотрим на змея вблизи и попробуем установить контакт.

— И как ты себе этот процесс представляешь.

Миша пожал плечами:

— Увидите. Главное — не мешайте.

Машка немного поворчала себе под нос, выражая сомнение в Мишкиных планах, но, по-моему больше для порядка. Поскольку других планов у нас не было, а лезть в озеро с топором наперевес, как мечталось Машке, я отказывалась категорически, мы поступили по-Мишкиному. Набрали в лесу валежника, разожгли костер. Мишка достал из кармана куртки мятый батон и предложил желающим поджарить его над огнем, а сам расселся на траве и принялся грызть семечки.

— Рыбу половить в озере не желаешь? — поддела его Машка. — Некоторые психи ловят. Там, говорят, водятся слепые рыбы. Не иначе как радиоактивные. Сами белые, вместо глаз — два бугорка, а вместо плавников — ножки…

Солнце зашло совсем, и небо стало густо-синего цвета. У самой вершины синего купола на наших глазах таяли прозрачные облачка и одна за другой загорались звезды. Месяц улыбался нам сверху кривой улыбкой. Из темного провала мелового карьера веяло холодом и угрозой. Я устроилась так, чтобы между мной и карьером оказался костер.

— Как же змеюка все-таки ожила? — опять затянула Машка. — Может, она не окаменела, а вспала в спячку, и солнце ее пробудило?

— Мы этого никогда не узнаем, — отрезала я.

Как бы ни были мне симпатичны Машка с Мишей, рассказывать этим деревенским подросткам о Чистом Творчестве я не собиралась.

— Один мой родственник, — задумчиво сказал Миша, — умел оживлять птиц.

Я навострила уши. Машка недоверчиво хмыкнула:

— Мертвых?

— Нет, искусственных. Например, деревянных или нарисованных. Вырежет «птицу счастья» — знаете, такие, на нитке крутятся — а она улетает.

— Фигня все это, — пренебрежительно бросила сестра.

— Правда! — обиделся Мишка. — Ну то есть не правда, но слухи такие ходили. Мне мать в детстве рассказывала.

— А кто он был, этот твой родственник? — вкрадчиво спросила я. — Колдун?

— Нет, конечно. Какие колдуны при советской власти? Да он много кем побывал. Мать рассказывала, его у нас не любили. Бродяга, дескать, лентяй, на земле работать не хотел… Ну да ничего, у прапрадеда еще восемь сыновей было, все нормальные мужики. На столяра-краснодеревщика в Череповце учился, на Северном флоте служил, а потом уехал в Питер, поступать в полиграфический техникум. Тогда многие уходили. Как раз колхозы начали создавать. Так и ушел, как прапрадеда раскулачили… И больше не возвращался.

«С ума сойти — мастер реальности от сохи, — подумала я. — Если только Мишка не сочиняет». Что-то в этом парне такое было, тревожащее. Я искоса поглядывала на Мишку, и казалось, что его меняющие цвет глаза вообще не глаза, а а два кристалла, которые смотрят куда-то в иной мир. «Он вообще-то нормальный? — спросила я себя. И тут же сама себе ответила: — Нет, ненормальный. Но в положительном смысле слова».