Дракон Потапов у динозавров

Она очень нежно коснулась кончиками пальцев сухой земли вокруг растения и сказала что-то тихое и доброе. Руки у Афродиты были толстые, а пальцы неожиданно изящные и очень красивые. Эти пальцы очертили круг по пыльной земле, потом ещё раз – глубже, и тоже по часовой стрелке. Пальцы словно жили отдельно от Афродиты и принадлежали этой земле, как будто тоже выросли из неё. Они перебирали землю по пылинке, бережно, будто каждая пылинка была бесценной жемчужиной. Афродита то ли говорила, то ли пела – уговаривала траву выйти из земли на белый свет и послужить доброму делу – спасению живого существа.

Наконец вся земля вокруг разрыв-травы словно растворилась под нежными пальчиками Афродиты, обнажился тоненький белый корешок, и травка начала заваливаться набок. Афродита подхватила её, чтобы ей не было больно, если перегнётся корень, и одной рукой держала травку за безопасную часть, за корень, а другой всё углубляла и углубляла ямку, убирая землю, чтобы не порвать боковые корешки, чтобы достать растение целиком.

– Опа! – сказала она торжествующе. Травка была в её руке, корень зажат между указательным и большим пальцами, зелёная головёнка свисает жалостно.

– Быстро бегите к святилищу, – сказал Таки. – А я овец подальше отгоню. А то Пифон проснётся голодный… если он вас съест, это ваше личное дело, а если овец всех наших соседей – ой-ё-ёй, это ж такая трагедь будет, Эсхил отдыхает.

И захромал к своему стаду, размахивая обломком посоха и крича овцам что-то громкое и сердитое.

Глава 8. На свободу – с чистой совестью

Они бежали к святилищу прямо как тот грек после битвы при Марафоне. Но травка всё равно уже поникла. Тётя Афродита прямо с размаху бухнулась на колени перед храмом Аполлона – там, где колонны и пандус. Она погладила свободной рукой землю и пробормотала что-то на древнем языке, а потом – более громко и отчётливо – по-гречески:

– Великая Матерь, Мать-Земля, дай свою силу маленькой травке! Великая Матерь, глубоко в тебе, в чёрном камне, в чёрной скале, сидит-плачет зверь: ой, ручки болят! Ой, ножки болят! Ой, плохо мне! Злые-сильные заточили в скалу, злые-сильные отняли волю-волюшку, отняли волю-волюшку да красно солнышко, ой, жалко зверюшку! Великая Матерь, Мать-Земля, дай силу травке, не на целый век, а на один разок. Разрыв-трава, возьми силу земли, разломай скалу и выпусти зверя! Теперь же!

И хлестнула травой наискось по земле около пандуса.

Земля дрогнула раз, второй. «Мы же все провалимся!» – запаниковал Потапов. Чёрная трещина пошла параллельно пандусу, отсекла храм Аполлона аккуратно, как ножом отрезала. Трещина всё расширялась и расширялась, земля сыпалась внутрь… наконец трещина стала такой большой, что туда три Потаповых пролезли бы. Но три Потаповых туда не полезло – что им там делать, да и в наличии был всего один Потапов. Зато из дыры показалась большая коричневая голова, вся в рогах и наростах, потом морщинистые лапы. Голова завертелась на шее, поглядела на солнце, сощурилась и сказала изумлённым баском:

– Встала из мрака младая,
                 с перстами пурпурными Эос.
Это к тому, что, однако, уже рассветает.
Тысячи лет я не видывал это явленье.
Дивно! Но кушать мне хочется
                                  просто ужасно.

– Хватит болтать, вылезай скорее, – командовала Афродита. – Вишь, все колонны наклонились, сейчас рухнут. И щель закроется и тебя перепилит.

– Этому действу не должно случиться, о боги! – перепугался Пифон и довольно ловко вылез из земли. Афродита прикоснулась к краю трещины совсем уже раскисшей разрыв-травой и сказала:

– Разрыв-трава, разрыв-трава, склей то, что разорвала!

И трещина тут же затянулась, как не было её. Колонны на постаменте качнулись туда-сюда и встали, как прежде. Неожиданно вместо шести колонн, восстановленных археологами из тридцати восьми, на постаменте оказалось семь. Наверное, седьмая вылезла из земли за компанию с Пифоном. Афродита осторожно выкопала пальцем ямку, посадила туда поникшую и разнесчастную донельзя разрыв-траву и сказала:

– Эй, малой, быстро сгоняй к Кастальскому ключу и принеси воды – полить растение. Пусть живёт-зеленеет дальше. Куда-куда набрать воды… да хоть в рот, хоть футболку вымочи и выжми… быстрей!

Сидоров умчался по делам мелиорации. Потапов, не веря, что всё получилось, оглядывал свежевыкопанного родственника. Он был не так уж велик – чуть больше Потапова и гораздо худее. Видать, наголодался в земле.

– Вам сразу нельзя много есть, – на всякий случай сказал Потапов. – После длительной голодовки надо кушать по чуть-чуть.