Ну, или не немного, а сильно глупый.
Но потом чаша куда-то пропала, и, пытаясь вернуть её драконам, законным владельцам, Арин вместе с уже иномирным королем Рианом и тогда ещё не королевой, а только герцогской дочкой Маргарет влез в неприятности.
И, когда чаша наполнилась, рискнул испить её до дна.
Так он стал драконом. Небольшим, но, как посмеивался сам, очень ядовитым. Изменения в размере, кстати, Арин решительно игнорировал, говорил мне, что это я придумываю и преувеличиваю, хотя на самом деле мне его рост казался очевидным.
Кубок же, появившийся после появления на свет Воларэ, был очень похож на ту чашу. Но -пустовал, жидкости в нём никто не обнаружил. И кто знает, каковы должны быть причины для его наполнения.
Сейчас нам хватало и других забот.
– Как думаешь, – я повернулся к Арину, – может, этот кубок поможет Воларэ обрести человеческую ипостась?
Арин явно смутился. Это был весьма опасный вопрос, мы понятия не имели, сколько времени должно пройти, чтобы дракончик обрел в себе человека, и есть ли в нём тот человек вообще.
– Не думаю, – наконец-то промолвил Арин. – Человеческая сущность в Воларэ очень крепка. Он мыслит, как. Ну, как дракон с достаточно сильной человеческой половиной. Другое дело, что эта половина пока не проявилась. Но мы не знаем, в какой ипостаси он пребывал в яйце и не оборачивался ли там несколько раз. Возможно, нет. Но если он и развивался физически как дракончик, человек в нём должен быть. Не старше двух лет, если судить по размеру дракончика.
Я покачал головой.
– Но ведь мы не знаем, обратится ли он вообще.
– Да, не знаем, – подтвердил Арин. – Но пока нет никакого повода для тревоги. Он здоров, он в порядке, он нормально развивается.
– И может всю жизнь провести в теле дракона.
– Это не так и плохо.
– Да. Но это очень одиноко.
Я вздохнул и посмотрел на малыша. Нет, он был очень милым дракончиком, но. Арин уже рассказывал, что большинство детей обретают драконью ипостась лет в шесть-семь, а то и гораздо старше. Редко кто в три или в четыре встает на крыло. Случаев оборота в более раннем возрасте не наблюдалось вообще.
А драконов, которые не оборачиваются, сейчас не существует, да и они были зверьми.
Я не был детским психологом или психотерапевтом, всегда работал со взрослыми, но мне известно, что такое детская травма. Очень многие пострадали именно из-за того, что их травили в школе, не принимали в коллективе, не было друзей и достойной поддержки.
Многие вопросы решают любящие родители. Но их недостаточно. Ребенку нужен коллектив, социализация. Существуют, конечно, исключения, но там речь скорее о патологических состояниях, когда у малыша отклонения и его надо лечить. Но даже в том случае практически всегда ему надо общаться со сверстниками, только, возможно, немного в иной форме.
Увы, если Воларэ так и останется маленьким дракончиком, пока он не вырастет до большого дракона, контактировать ему будет не с кем.
Другие дети по наущению собственных родителей наверняка будут воспринимать его скорее как животное, чем как своего сверстника, такого же полноценного и разумного, как и они сами. Ведь в головах очень сильно укрепляются стереотипы...
А придумать что-то более стереотипное, чем дракон, имеющий только животную форму и животное создание, сложно.
Конечно, можно повторять, что люди это тоже животные. Сказать вообще можно много чего. Но поможет ли это в данной ситуации?
Мне очень не хотелось, чтобы Воларэ остался одиночкой, дракончиком, которого отовсюду гонят. Или превратился в жестокого дракона, который, обретя физическую мощь, будет атаковать своих собратьев, способных на оборот.
О прочих проблемах мне и думать не хотелось. Ведь у нас с Марленой, вполне возможно, будут и другие дети. И что тогда?..
Не говоря уж о том, что «мама» Воларэ – человек. Рассказывать ему об Ириане мне не хотелось совершенно, ни сейчас, ни много лет спустя. Возможно, придется, но лучше позже, чем так скоро, а ведь он может начать задавать массу неудобных вопросов.
И это мы пока с Арином не разговаривали о длительности жизни драконов. Марлена вроде бы заикалась, что она не такая же, как у обычных людей, но под давлением текущих проблем я не слишком вникал в этот вопрос.
Возможно, зря.
– Давай лучше не задумываться о таких далеких проблемах, – заметив мою кислую мину, предложил Арин. – Лучше сконцентрируйся на чем-то более позитивном. Потому что если будешь слишком много переживать, сделаешь хуже и себе, и окружающим.
– Мыслить позитивно – хорошая установка, – я скривился, – но не всегда работающая.
– Ну, постарайся всё-таки воплотить её в жизнь.
– О, – я закатил глаза, – та я вроде и стараюсь. Но только легче от этого не становится совершенно. Мысли все в одну сторону. Точнее, в разные, но все – негативные. Как-то сложно проектировать счастливое будущее, когда вокруг столько проблем.
– Большинство из которых – это только твои предсказания.
– Пока что да.
– Я надеюсь, что он всё-таки обернется, – вздохнул Арин. – В крайнем случае, это можно как-нибудь простимулировать.
– Как-нибудь, – хмыкнул я. – Вот в том и вопрос: как?