Дракон с отрезанными крыльями

— Мы никогда и не переставали верить, — тепло ответил Эйнард и искренне улыбнулся. — Потому и отправили тебя с Ильгой и ее семейством подальше и от нас, и от подруг, чтобы ты могла в спокойной обстановке все взвесить, осмотреться и решить, какой Айлин тебе хочется быть. Прости, что пришлось прибегнуть к такому суровому методу, но мы были уверены, что ты справишься и сделаешь правильный выбор.

— Только мне опять об этом рассказать позабыли, — грустно усмехнулась Айлин. Эйнард хмыкнул.

— А ты бы нас услышала? — поинтересовался он. Покачал головой. — Вот то-то и оно. Всему свое время. И, пожалуйста, не настраивай себя на худшее. В том, что случилось, мы все действительно виноваты ничуть не меньше тебя. Так что… не будем держать друг на друга зла. Мир? — и он протянул дочери руку. Айлин невольно улыбнулась этому жесту из детства и с удовольствием сжала ладонь отца.

Так они сидели довольно долго, словно пытаясь до конца избавиться от всех обид и вызванной ими холодности. Айлин прижалась щекой к отцовскому плечу и с нежностью ворошила в памяти какие-то давно забытые моменты. Потом вдруг спохватилась.

— У тебя дел, наверное, полно, а я тут со своими глупостями тебя отвлекаю, — встревоженно спросила она. Эйнард качнул головой и поцеловал ее во взлохмаченную золотистую макушку.

— С тех пор как Дарре взял детский сектор под свою опеку, я могу отдыхать столько, сколько захочу, — ответил он.

— Дарре? — изумилась Айлин. — У тебя здесь?.. Но как?..

Эйнард улыбнулся: рассказывать эту историю ему, наверное, никогда не надоест.

— Я писал тебе, что мы взяли к себе Кайю, оставшуюся сиротой, — начал он, — но не стал сообщать все подробности. Вилхе с Дарре нашли ее, чуть живую, в лесу, недалеко от задранной медведем матери. Я, признаться, был уверен, что и Кайя не выживет: столь серьезны были у нее повреждения. Взялся за лечение, конечно…

Работы у меня тогда было без Ильги — еле на ногах стоял. Попросил Дарре помочь, пока буду раны зашивать и перевязывать. И вот, поверишь ли, — я сам думал, что заснул прямо у операционного стола от усталости, — там, где он Кайи ладонями касался, царапины исчезали. Вот прямо как по божеской воле, — будто стирали их. Я тогда попробовал парня к более серьезным травмам привлечь. Там, конечно, такого невероятного эффекта не было, но кровь, например, мигом останавливалась. Подозреваю, что он и внутренние какие-то повреждения залечивать может. В общем… Ты же понимаешь, что я не мог упустить такое сокровище. Уговорил, на наше счастье, в госпитале подсобить. Долго, конечно, беседовать пришлось: никак не верил он в свои способности… Потом оказалось, что сила его распространяется только на детей. Если лет четырнадцать пациенту, еще получится что-то, а старше — даже пытаться бессмысленно. Но даже так… Не зря его Ариана Даром нарекла — как чувствовала.

— Не зря, — эхом отозвалась Айлин и зажмурилась, не выпуская наружу предательские слезы. Дарре детей лечит, несмотря на выстраданное из-за людей. А она назвала его дикарем и уродом…

Глава тринадцатая: Урод и дикарь

Дождь стал именно тем, в чем сейчас нуждался Дарре. Холодный, хлесткий, отрезвляющий, возвращающий обратно на землю. К тому, что произошло два года назад и ни позабылось, ни сгладилось, как бы Дарре не пытался себя в этом убедить. «Урод и дикарь» из уст Айлин намертво впечатались в душу, оставив на ней точно такой же рубец, как отрезанные крылья — на теле. Он тоже не собирался заживать. А сегодня оказалось, что жить с ним Дарре так и не научился.

Он презирал себя за эту слабость — а как иначе можно было назвать одержимость рыжей девчонкой? Какие бы гадости она ни придумывала, чтобы его задеть, как бы ни пыталась указать ему на место; один взгляд — и Дарре переставал собой владеть. Как тогда, на ярмарке, превратившись из ящера в человека и получив от хозяина поперек разлинованной спины. Как при второй встрече, когда они с Вилхе завалили в дом со связками куропаток в руках и Дарре, меньше всего на свете ожидая увидеть за столом Айлин, уронил себе на ногу топорик — добро, не острым краем. Как потом, на малиновой поляне, поцеловав Айлин и огребя от нее за это по полной программе. Дарре с тех пор даже запаха малины не выносил, потому что вызывал он только тупую боль в груди и эхом отзывающиеся в голове слова: «урод», «дикарь».

Вряд ли, конечно, он мог рассчитывать на иную реакцию, учитывая, каким Айлин видела его на ярмарке и кем считала в последующие годы. Но на несколько секунд показалось, что все это было лишь притворством, скрывающим истинные чувства, что Айлин сама захотела этого поцелуя, и не отталкивала, и только прижималась все крепче, и даже пыталась его продлить; а у Дарре спина перестала болеть и в голове не осталось мыслей об уродстве и невозможности нелепых мечтаний…