— Совершенно невозможно понять ваши вычурные ходы. Юридический аспект меня совсем не интересует, Эл. И если я удостоверюсь, что ребенок мисс Уэстон действительно от Джонни, вопрос о завещании будет закрыт раз и навсегда. Я считаю, что законные права принадлежат только его сыну. Ну, конечно, я уже и об осуществлении планов своих мечтала — больше всего хотелось организовать строительство в Западном Гарлеме,— но руки у меня не опустятся ни в какой ситуации. Всегда я была бедна как церковная мышь, и вечно меня преследовали неудачи. Так что я просто вернусь к своим мечтам, буду ждать, сама стирать чулки и сушить их на батарее. Очень рада была снова вас увидеть, инспектор, и вас, мистер Квин. И вас, мисс Смит. Расскажите мне, чем все закончится, Эл.
И, одарив каждого улыбкой, Лесли исчезла.
— Вот это девушка! — проговорил инспектор.— Будь я помоложе лет на тридцать...
— Слишком хороша, чтобы ее качества соответствовали действительности! — сердито бросил Эллери, но, когда отец спросил: «Что ты сказал, мальчик?» — он только покачал головой: — Так, пустяки. Не имеет значения...— И занялся своей трубкой.
— Благодарю вас, мисс Смит,— произнес Марш, и та, поднявшись, гордо прошествовала мимо Квинов к двери. Из комнаты она выпорхнула легко, словно девочка.
— Складывается впечатление,— продолжал Марш,— что во всем скрыта какая-то ирония. Посудите сами: один из пунктов завещания Бенедикта-старшего позволял двоякое толкование, и Джонни воспользовался им, чтобы получать по пять миллионов после каждой своей женитьбы. А теперь такая же история происходит с его личным завещанием. Неужели так трудно прислушаться к советам адвокатов и не составлять подобные документы самостоятельно... Ну а Дэви меня все же беспокоит.
— Наверняка Уэстон где-нибудь его подцепила,— буркнул инспектор, вспоминая жаргон своей юности.— Впрочем, идиоткой я бы ее не назвал... она бы не стала рисковать, если бы все высосала из пальца. И Эффинг не из тех адвокатов, которые берутся за спорные дела без крупного вознаграждения. Коли уж он взялся, можете быть уверены: ребенок существует. Но то, что он от Бенедикта и Одри никогда ему ничего не говорила...— Старый инспектор покачал головой.— Я не знаю, мистер Марш, какое отношение ее претензии могут иметь к делу об убийстве, но одно скажу точно: этот факт мы должны принять во внимание. Никто еще не придумал, как нам доказать отцовство или, наоборот, непричастность к нему Бенедикта?
— Меня это вообще не касается,— произнес Марш.— Пускай Эффинг доказывает свою правоту.
— Эффинг,— повторил Эллери со страхом и поднялся.— Какой же он все-таки крючкотвор. Ну, ты идешь, отец?
В наше время, когда на улицах столь часто грабят прохожих, насилуют девушек, убивают и совершают прочие, не менее грязные поступки, некоторые граждане, однако, ничуть не боятся выходить на вечерние прогулки по пустынному городу. Напротив, они ужасно любят шататься ночью в парке.
Кто же эти герои? Эти столпы мужества? Владельцы черного пояса? Вернувшиеся домой с медалью за храбрость вояки? Отнюдь нет. Это сами грабители, насильники, убийцы, которым, словно летучим мышам, уютно и тепло в тех местах, где более примитивные люди дрожат от страха.
Именно этим и объясняется тот факт, что двадцать четвертого апреля, около двух часов утра, как позднее отметил в своем отчете некий детектив, в Центральный парк со стороны Пятой авеню, через ворота, расположенные немного южнее картинной галереи, вошел Берни Фолке и уверенно зашагал к кустам возле одного из строений. Там он присел на землю и словно растворился в ночи.
Если супруг Марсии чего и боялся, то отнюдь не темноты и не ножа, приставленного к горлу. Закулисная сторона жизни ночных улиц была ему знакома с детства,
И тем не менее, чувствовал он себя скованно.
Луна исчезла за облаками. Из окон музея пробивалось лишь хилое аварийное освещение. Воздух был влажным и холодным.
Пальто Фолке не надел и совсем скоро окончательно замерз. Но уходить он и не думал. Ему показалось, что продрожал он почти час. На самом деле с того времени, как он занял свой наблюдательный пост, и до момента, когда на дорожке появилась человеческая фигура, прошло всего минут десять. Сперва ее было видно отчетливо, потом она слилась со стеной музея, снова отделилась и начала приближаться к Фолксу. Тот так и замер в своих кустах.
— Эй, есть тут кто-нибудь? — раздался тихий шепот.
Скованности Фолкса как не бывало.
— Принесли? — спросил он.
— Да... где вы? Здесь так темно...
Фолке не раздумывая вышел из укрытия.
— Давайте сюда,— сказал он, протягивая руку.
Бывает, что люди кричат от страха, а бывает, и от предчувствия, которое предупреждает об опасности быстрее, чем она появится. Фолксу пришлось пережить и то и другое, когда пришедший протянул ему толстый конверт и еще кое-что. Король обманщиков хотел повернуться и побежать, но было поздно.
Громадный нож уже пропорол ему брюхо, вонзившись острой стороной вверх.
Фолке застонал. Колени у него подогнулись, и он начал падать.
Незнакомец не отпускал ножа, и тот продолжал резать тяжелое тело, оседавшее на землю.