Дракон в свете луны

Где-то за пределами внезапной паники и неприятия всего происходящего вокруг, Йонг понимала одно: ее уводят все дальше от черной воронки, от портала, если хотите, который мог бы привести обратно в ее мир. Впрочем, даже несмотря на заверения сонбэ, девушка все еще полагала, что сосновый бор, приближающиеся факелы и десяток воинов ей приглючились. От волнения она упала в обморок, ударилась головой и придумала себе мир в кустах темной парковой зоны, точно.

Но реальность, что ей привиделась, не хотела распадаться на молекулы и растворяться в пространстве: Йонг привели к берегу моря, отделенному от соснового бора на небольшом нагорье только узкой полоской деревянных построек.

— Рэ Вон наконец-то привел нам ханрю, — произнес один воин перед выросшими буквально из ниоткуда воротами, за которыми скрывались еще постройки. Стоящие у ворот стражники в пластинчатых доспехах с ржавыми пятнами на плечах кивнули и пропустили их внутрь.

— Иди, ханрю, — заскрипел в сторону Йонг воин. Кто-то ткнул ее пустыми ножнами в спину, слева блеснул в свете факелов красноречиво обнаженный меч. Девушка проглотила подступающие к горлу слезы и шагнула на неширокий двор.

За деревянными воротами скрывались деревянные же дома на один-два этажа, все окруженные факелами. Здесь было много людей — мужчин, одетых в такие же кимоно, как были на воинах, пленивших Йонг, и в доспехах, напоминающих японские, пластинчатые, какими пользовались еще во времена сегуната15. Пока ее вели к самому высокому и большому дому, она старалась не встречаться ни с кем взглядами, чтобы не навлечь на себя беду: казалось, все вокруг смотрят на нее с удивлением, неверием, шоком, рассматривают с головы до ног, словно она чудовище, которое наконец-то удалось поймать бравым воинам.

— Это точно ханрю? — шептались вокруг, корейские слова перемежались с неразборчивым грубым наречием. — Рэ Вон не ошибся? Ханрю — женщина?

Йонг не понимала, чем заслужила подобное, и попыталась оглянуться: вдруг за спинами окруживших ее людей покажется макушка сонбэ, который идет за ней, чтобы все объяснить и успокоить. Но его не было, Йонг видела только провожающих ее взглядом мужчин, а потом пропали и они — широкие тяжелые двери главного дома открылись перед ней, впустили ее и воинский отряд, и тут же закрылись с громким скрипом. Что не предвещало ничего хорошего.

— Садись, — приказал ей все тот же воин сиплым голосом. Перед Йонг поставили стул — прямо в центре тускло освещенного, огороженного деревянными балками зала.

— Я не понимаю…

— Садись или я посажу тебя! — прорычал воин — девушке пришлось подчиниться. Она бы села и без приказов: ноги едва ее держали, а невыраженный плач, рвущийся из груди, стягивал все нутро, отчего держать себя прямо становилось невыносимее с каждой секундой, проведенной в душном зале.

Йонг села, ее тут же схватили за руки, увели их за спинку скрипучего стула и стянули веревкой. Она… она теперь пленница?

Еще утром все, что волновало девушку, заключалось в сонбэ и его улыбке, а теперь она каким-то невероятнейшим образом оказалась на грани жизни и смерти. Жизнь утекала из ее груди с каждым тяжелым выдохом, а смерть дышала в спину, обнажая клинок меча. Нет, не думать об этом. Может быть, суровые воины не станут ее убивать, а всего лишь припугнут пленом и отпустят… обратно к черной дыре.

Воины разошлись по углам, растянулись вдоль стен и остались стоять там молчаливыми наблюдателями. Йонг сидела на стуле со связанными руками и молча плакала.

Здесь было душно, и воздух лип к коже, тяжелый от грубого сладкого аромата, витавщего в метре от пола. Слезы на щеках Йонг тут же высыхали, превращаясь в белые соленые дорожки, слипались от туши ресницы, тушь стекала по щекам, а горло уже саднило до боли — девушка сдерживала себя, чтобы не разрыдаться окончательно.

— Для слез тут нет места, — раздался в тени колонн мужской голос.

Его обладатель шагнул в тусклый круг света — от многочисленных свечей, окружавших зал по периметру, — и превратился в мужчину средних лет, облаченного в доспехи. Сонбэ сказал, что Йонг очутилась в Чосоне, но пока что все люди, которые ей попадались, выглядели совсем не корейскими воинами. Мужчина перед ней был в кирасе — металлические пластины, стянутые шнуром, закрывали живот и грудь, наплечники держались на широких плечах, по их обрамлению текла, точно кровь, ярко-алая нить шелкового шнура. Такие доспехи назывались о-ёрой — Йонг рассматривала подобные им в витрине пусанского исторического музея с пяти лет, почти каждый год.

Такие доспехи носили японцы, и мужчина был не простым воином, а самураем, чья семья могла похвастаться знатным происхождением.

Самурай держался прямее и статнее тех воинов, что привели к нему Йонг.

— Честно говоря, я удивлен, что вижу здесь женщину, — сказал мужчина на устаревшем корейском. Йонг присмотрелась к нему и не заметила ни меча на поясе, ни колчана со стрелами за спиной. — Мои люди тоже удивлены. До вас мы видели гостей из Священного Города совсем иного толка.