Дракон восточного моря. Книга 3. Каменный Трон

А от Священного Ясеня его мысли перескакивали к тому ясеню, вокруг которого построена гридница усадьбы Аскегорд и чьи багряные листья осенью падают через отверстие в крыше прямо на столы, попадают в блюда и кубки пирующих, вызывают много смеха и шутливых «толкований» воли богов. Блеск огня, тени на резьбе столбов… Знакомые лица – домочадцы и гости, знатные ярлы и рыбаки… Вспомнилось, как однажды летом – лет пять назад, еще до смерти отца и всей этой саги с Эрхиной, – он шел через рощу возле хутора Хрута бонда, и вдруг полил дождь. До жилья было еще далеко, и он завернул в Хрутов сенной сарай, чью поросшую травой крышу было хорошо видно от тропинки. И не успел он войти и отряхнуться, как в сарай вбежала Альва, дочь рыбака Гилли. Ее тоже дождь застал на полпути к Хруту, у жены которого она хотела одолжить пару локтей полотна. Делать им было нечего, дождь так уютно шуршал по листьям, и так сладко пахла мокрая зелень через раскрытую дверь сарая. Смеясь и болтая, ничуть не надменный наследник конунга обнимал дочь рыбака, чтобы она не мерзла в промокшей рубахе, а эта влажная рубаха так плотно липла к маленькой девичьей груди, и сама Альва – с румяными щеками, блестящими глазами и мягкими волосами, которые от дождевой влаги, подсыхая, завивались на висках в кудряшки, – была так хороша, что они быстро от болтовни перешли к поцелуям и уже скоро лежали на Хрутовом сене, и его душистый запах еще усиливал их возбуждение. Торвард как сейчас помнил все это: шум и запах дождя, колючее сено – и нежную кожу Альвы, ее запрокинутое лицо с бессмысленно-блаженным выражением. И как они потом вдвоем смеясь выбирали сухие травинки из ее волос и стряхивали с рубашки – а не то каждый встречный тут же догадается, что с ней произошло по пути…

И от этих воспоминаний Торварда охватывала мучительная и сладкая тоска по дому – по Аскефьорду, где он был своим для всякого встречного, а не «королем Лохланна» и уж тем более не Драконом Восточного моря, где ему знакома каждая тропинка и каждое дерево и где его окружает привычный, безопасный мир. Даже если за безопасность этого мира иногда приходится драться – это не большая цена за то, чтобы он существовал…

– Уже пора, – прозвучал, казалось, в самих его мыслях незнакомый женский голос.

Торвард вздрогнул и очнулся. И в первый миг не понял, что же окружает его на самом деле, а что мерещится – тропинки Аскефьорда или эта равнина перед высоким округлым курганом с черным отверстием входа.

– Пора. Уже полночь, – повторила Элит, показывая на луну.

Луна была полной, и при ее ярком свете можно было разглядеть каждый камень.

– А я и не заметил, – пробормотал Торвард. Ему казалось, что он просидел здесь совсем недолго.

– Так и нужно. – Элит кивнула. – Но теперь пора.

Она приблизилась к яблоне у входа и ударила по железному треугольнику Гласа Дракона.

– Голос, взывающий к ветру, пусть он зазвучит вновь! – провозгласила она.

Гулкий звук раскатился по ночной равнине. Торвард слушал слова заклинания на языке круитне и чувствовал, что ничего не понимает – и в то же время понимает все. В том числе и то, каким дураком он был не так давно, вломившись сюда без понятия и уважения – из простого дурацкого любопытства, которое в нем всю жизнь было так сильно.

– Теперь идем. – Элит сделала ему знак и первой подошла к каменному порогу, украшенному белыми спиральными узорами.

Торвард не сразу решился сделать шаг вслед за ней. Фигура Элит, облитая белым лунным светом, выглядела совершенно призрачной – и он уже не был уверен, что его зовет за собой та девушка, с которой он прожил почти месяц. Лунный свет подменил ее – и теперь перед ним было то существо, та проводница из мира мертвых в мир живых и обратно, с которой никто из живых встречаться не хочет.

Но отступать было некуда. И Торвард, делая шаг, чувствовал, как из естественного ужаса перед бездной рождается ощущение собственной неуязвимости – чем более серьезная опасность ему грозила, тем крепче становился щит, откованный двойным проклятьем, сплетенный чарами Эрхины и Хёрдис, злой и доброй норн его судьбы.

Светлая тень исчезла в темном проеме, и Торвард пошел следом. Здесь, куда лунный свет уже не доставал, царила такая глухая тьма, что глаза с равным успехом можно было держать открытыми и закрытыми – и Торвард закрыл глаза. Он шел через какое-то неведомое пространство, не чувствуя земли под ногами и камня вокруг. Ему мельком вспомнился рассказ матери о том, как она, живя в пещере великана Свальнира, однажды ходила в Туманные Поля, где растет жизнь и смерть, – видимо, она переживала тогда нечто похожее. Она тогда еще не знала, что кровь древних жриц круитне наделила ее способностью не только ходить туда, но и возвращаться обратно. А Торвард теперь знал.

Вокруг стало как-то свободнее, и он открыл глаза. Перед ним раскинулось просторное помещение, в котором он уже бывал однажды. Посередине возвышался широкий камень, а вокруг него горели огни в чашах высоких светильников.