– Сегодня вечером прислуга позаботится о лошадях и колесницах. Мы все слишком возбуждены, слишком устали. Нам следует хорошо отдохнуть, подготовиться к завтрашнему разговору с Главным учителем, к праздничному пиру, ведь мы вернулись с трофеем.
– Подожди, – У остановил меня, когда мы передали дрожащую лошадь в руки озабоченного прислужника.
– Если можно, я хочу посмотреть, – он взглядом указал на мою шапочку, я еще не успел снять ее, хотя тесемки и впивались в кожу, были дела поважней.
Маленькая блестящая почка нарождающегося листка – вот и все, что осталось от Камня.
– Благодарю вас, Господин Нефрит, вы спасли жизнь…
– Ты думаешь, что видел того же, кого и я? – перебил меня У. – Ты уверен, что стреляли не в тебя? Я растерялся.
– На первый вопрос ответ да! Второй… Почему ты так думаешь?
– С того места, где была колесница Тана, стрелок мог увидеть дичь, но не мог попасть в нее!
У почтительно взял шапочку из моих рук:
– Благодарю, Господин Нефрит! Сегодня Вы спасли жизнь!
Все уже разошлись. Одни – И-цзю и Чэн, сияющие и ликующие, другие – Тан и Шэнь, молчаливые и подавленные.
– Подумай, что ты расскажешь завтра Главному учителю, – сказал мне У на прощание.
– Наконец-то, добрый мой господин! – у Хэ были готовы теплая вода и чистая одежда. – Благополучны ли Вы? – она пыталась заглянуть мне в глаза. Я низко поклонился ей.
– Благодарю тебя, добрая Хэ, благодарю светлую госпожу Ван Юнь, мою Госпожу Мать, ваши заботы спасли сегодня жизнь.
– Что скажешь, мудрая Хэ, что посоветуешь?! – обратился я к Хэ, когда рассказал обо всем, что произошло в этот странно-тревожный день. Хэ склонилась перед шапочкой.
– Благодарю тебя, священный камень. Твое сердце, благородный господин Ли, – обратилась она ко мне, – подскажет тебе правду.
Утром я предстал перед Главным учителем. Я никогда, кроме того первого дня в школе, не разговаривал с ним, не видел его вблизи.
Его комната, а привели меня в его личные покои, почти ничем не отличалась от моего скромного жилища, ну, может быть, была чуть побольше, да еще многочисленные свитки, которые горой лежали на маленьком столике в углу.
По лицу Главного учителя, как всегда бесстрастно-благожелательному, нельзя было понять, что он думает, как относится к тому, что произошло на охоте.
Почти всю ночь я не мог заснуть – думал о том, что видел, в чем участвовал. Я не мог решить, прав ли У. Не чувствовал, что я могу принять и поддержать его подозрения. Поэтому я постарался четко пересказать события, в которых участвовал, стараясь не выказать своего к ним отношения.
– Почему ты думаешь, что это был Цзоу-юй? – переспросил Главный учитель.
– Я видел то, что видел. И так описывают Цзоу-юй.
Главный учитель долго смотрел на меня своими зеркальными глазами старой птицы.
– Ты что-то еще хочешь рассказать мне, Ли? – у него был тихий усталый голос.
– Господин Главный учитель, спросите меня, я с почтением жду ваших вопросов.
Легким движением руки Главный учитель отпустил меня.
Со всеми нами, участниками охоты, Главный учитель встретился и разговаривал. Мы не знали, когда и о чем он беседовал с каждым из нас, но, когда встретились перед Праздничной трапезой – чествовали вернувшихся с добычей Чэна и И-цзю, нам достаточно было обменяться взглядами, чтобы понять, что все мы через это прошли.
Все вместе – к нам присоединились и Хао с Каном и Се – уселись мы за праздничный стол. Только господин Тан, как обычно, с заносчивым и неприступным видом выбрал себе место подальше от нас. Чэн и И-цзю, все еще не пришедшие в себя от опьянения охоты, не уставали рассказывать и рассказывать – как они подняли лань, погнали ее, как несколькими меткими стрелами Чэн добился победы, не уставали хвалить друг друга. И нам всем, собравшимся за столом, было весело и радостно слушать их, расспрашивать и восхищаться.
Так получилось, что это веселое застолье оказалось последним, в котором все мы принимали участие. Первым оставил школу господин Тан. Он исчез довольно скоро. Тихо, ни с кем не попрощавшись, он ушел из нашей жизни. Доходили слухи, что ему нашлось хорошее место в армии.
Потом один за другим У и Чэн заняли подобающие им места среди чиновников управления.
Се первый из нашей группы покинул школу. Вслед за ним в большую жизнь отправились Шэнь, И-цзю, Хао, Кан. Расставание с каждым из них было и печальным, и радостным. К радости за друга, к пожеланиям удачи и благополучия примешивалась тихая печаль, и мысли о себе, о дальнейшей жизни, занятиях все чаще и чаще заставляли с тревогой смотреть в будущее.
Быстро, очень быстро разъехались, разлетелись мои друзья. Какие-то два года – и я один из всех все еще в школе и не знаю, когда и куда я отсюда уйду.